чему я всегда завидовал! А если быть откровенным до конца, завидовал не только этому. Завидовал его физиономии, которая нравилась молодым женщинам и старушкам, завидовал его росту, умению влезть в чужую душу, умению спорить на любые, особенно политического характера темы, завидовал его личной свободе, умению по-киношному драться, завидовал его знаниям мировой литературы и истории, владению несколькими языками, и особенно завидовал его качествам лидера. Чему не мог позавидовать, об этом узнал несколькими часами позже, так это страшным болезням, тщательно им маскируемым…

— Нет, Бор, я далёк от мысли использовать тебя. Давай сначала насладимся чудо-пловом, его научил меня готовить один хороший мужик в Афгане, потом поговорим.

Я удивлённо воскликнул:

— Ты никогда не говорил, что был там. Значит, ты в Ташкенте осел в восемьдесят девятом, после нашего ухода из ДРА?[8]

— Нет, друже, из Афгана я вышел двенадцать лет назад, в две тысячи втором, весной.

Выразив своё недоверие сказанному ухмылкой, цыканьем языка и прочими жестами, гадко проскрипел:

— Ну ты даёшь! А ещё знаток истории!

— Я не девка, чтобы давать, — мягко улыбнулся Славян.

Приняв независимую позу и сожалея, что так легко попался на удочку друга, от скуки решившего пошутить, уверовав себя, что доставленные доллары и паспорт фальшивые, а диктофон — бутафория, скрипуче вопросил:

— Что же Ваше сиятельство там делало?

Не ответив, Коля положил в два небольших лягана плов, спокойно и со вкусом поел, после чего нахально, словно несговорчивую девицу, потащил меня в зал, усадил в кресло, подошёл к стенке, которую Ева за гроши продала новым хозяевам. Бережно достав «Семнадцать мгновений весны», полистал, нашёл нужное ему место, подчеркнул карандашом, передал мне, потребовал:

— Читай.

Зная некоторые жесты своих будущих соотечественников-новозеландцев, быстро закинул правую ногу на левую. Заняв оборонительную позицию, усмехнулся:

— Эту книгу знаю назубок и…

— Читай, — в голосе друга появились нотки, услышав которые пропадало всякое желание позировать, острить, отказываться и дерзить.

— Хорошо, хорошо, если так хочешь, прочту… «Так вот, — сказал Штирлиц, — ваш брат и мой друг помогал мне. Вы никогда не интересовались моей профессией — я штандартенфюрер СС и работаю в разведке».

— Пропусти возмущение Плейшнера и читай дальше.

— Хм, пожалуйста. «Он не был провокатором, — ответил Штирлиц, — а я действительно работаю в разведке. В советской разведке».

— Дальше можешь не читать. Так вот, я действительно работаю только не в советской, а в российской разведке.

Глупо улыбаясь, я вскочил с кресла, слоном пробежал до кухни, рванул дверцу шкафа, достал бутылку коньяка, налил вонючую жидкость в пиалу, залпом выпил, вернулся в комнату, плюхнулся на диван и во все глаза бестолково уставился на друга.

Пойло, моментально ударив в голову, помогло прийти в себя. Закурив, что я делал в минуты крайнего напряжения, вытер выступивший пот и, глупо хихикнув, промолвил:

— Как в разведке? Разве такое возможно?

— А ты думал, если шпион, то обязательно пришелец или киношный тип в смокинге, с железным лицом, вооружённый до зубов и с красивой девой под ручку? Шпион, он же разведчик, обычный человек со своими достоинствами и недостатками, и ему не обязательно иметь на лбу выжженное железом клеймо «сотрудник разведки».

На моё мычание:

— Но… как же так… это невозможно… ты… и вдруг шпион…

Славян ответил:

— Не трясись. Я делал свою работу не в Узбекистане и не Таджикистане, здесь приобретал определённые навыки, а работал в соседнем Афгане во времена милейшего парня Омара.

— К — кого?

— Во времена правления талибов. И то, что на меня охотятся цээрушники и их подручные эсэнбэшники, чистая правда.

Сходив на кухню, Славян принёс покрытую инеем бутылку пива. Налив напиток в высокий бокал, сказал:

— Охладись и послушай. Пока не стану записывать свои воспоминания вот на эту машинку, — кивнул на небольшой диктофон, — можешь задавать вопросы. Сначала скажи, у тебя есть на примете честный, надёжный чел?

Дёрнувшись, как от удара, прохрипел:

— Хочешь завербовать?

— Всегда говорил, что ты балбес… Ответь, есть или нет?

Не раздумывая, быстро ответил:

— Нет…

— Брешешь. Твой товарищ, живущий на Кадышева [9], возле базара, жив?

— Откуда о нём знаешь?

— От верблюда! Ты сам о нём трепался, говорил, что познакомился с ним на сборе хлопка года четыре назад.

Отпираться не имело смысла. Наморщив лоб, вроде как вспоминая, и наконец «вспомнив», протянул:

— А-а, так ты о Камиле? Хороший мужик, уезжает в Россию…

— Ты ещё говорил, будто его братишка в девяностых годах возил в Чечню шаймиевский гуманитарный груз.

— Говорил, и что?

— И то, что он до сих пор ходит у чеченцев в кунаках, так?

— Ходил. Брат Камиля несколько лет назад… того… умер.

— Да?.. Жаль.

— А зачем он тебе?

— Ты говорил, будто он пытался писать в местные газеты на острые темы. Так?

— Пытался, только его не печатали. Даже угрожали прокуратурой.

— Вот он мне и нужен.

Меня вдруг осенило. Подскочив в кресле, радостно воскликнул:

— Понимаю, ты хочешь, чтобы он, находясь в безопасности, то есть в России, воспользовался твоими воспоминаниями и написал книгу, так!?

— Молодец, правильно понял ход моих мыслей.

— Спасибо за подхалимаж. Только с чего ты взял, будто российский издатель напечатает никому неизвестного автора? Да и зачем тебе это? Или звёздной болезнью страдаешь?

Славян не обиделся. Наградив меня особым тёплым взглядом, сказал:

— У тебя как в том анекдоте. Спрашивают у еврея: «Вы страдаете манией величия?» Рабинович, подбоченясь, гордо ответил: «Ну почему же страдаю, мне это очень нравится!»

— И что умного ты нашёл в анекдоте? Лично я ничего. И ты не ответил-таки на мой вопрос.

— Хорошо. Расскажу другой анекдот. Встречаются русский и еврей. Русский спрашивает: «Моня, ты любишь свою Родину?» «Конечно, — ответил еврей, — от всей души люблю». «И ты готов за неё отдать жизнь?» «То есть?» «Умереть за неё готов?» Моня, взволнованно заплескав руками, ответил дураку Ивану своим вопросом: «И кто же тогда будет любить Родину?» — Понял, друг Бор?

Досадуя на своё очередное поражение, потушив пожар обиды глотком пива, всё же рискнул спросить:

— И зачем тогда и кому нужна твоя книга?

Молча посидев, Славян пугающе усталым голосом сказал:

Перефразируя мудрые слова русского писателя и, кстати, контрразведчика Абрамова, отвечу так: Россия перестанет существовать как целое государство, если стараниями извне и внутренней контры