у её многонационального народа смогут вытравить историческую ПАМЯТЬ.

И тогда народ, превратившись в глупое, необразованное, живущее только основными инстинктами население, окажется на свалке ИСТОРИИ. Бор, пусть не покажется тебе сказанное пафосом, но я, лично я, храню в своей памяти образ побратима, чеченца Заура, прикрывшего своим телом мой отход под Мазари-Шарифом в 2002 году; храню образ моего русского куратора Павла Сергеевича и его помощника Виталия; у меня перед глазами стоят старые пожелтевшие фотографии девятерых родных братьев моей бабушки, не пришедших с Великой Отечественной, и я храню о них память; я не могу и не хочу забывать истерзанные тела ни в чём не повинных афганских женщин и малых детей, убитых «носителем» демократии Бушем; мне дорога память о всех, кто честно выполнил свой воинский долг и отдал жизнь не за какую-то конкретную фамилию руководителя государства, а защищая Отечество: свою семью, тейп, родной дом, саклю, улицу, село, аул, Россию в целом; в моей памяти останутся самые близкие мне люди. Мне хочется, чтобы помнили тех, кто, не задумываясь, отдал свою жизнь во имя другого. Я хочу, чтобы в дальнем чеченском ауле помянули доброй молитвой мусульманина Заура, в далёком сибирском селе вспомнили моего учителя и руководителя, православного Павла Сергеевича, а в уральском небольшом городке помянули моего товарища по имени Виталий. История не лист бумаги, на которой можно писать только приятные сердцу, зачастую вымышленные факты; история человечества складывается из истории каждого человека в отдельности. И ещё: могу себе представить, как бы заголосили российские либералы, прочти они то, что положит на бумагу Камиль, однако факты остаются фактами, и всё то, что услышишь, имело место. Это во-первых. Во-вторых, я знаю правила игры и поэтому никаких секретов не раскрываю. И, наконец, последнее. Меня смешат суждения российских политологов о Каримове, Узбекистане, Средней Азии в целом; мне кажется, что они, сидя в уютных московских кабинетах, черпают информацию из Интернета и питаются слухами, завезёнными в Россию гастарбайтерами…

— И вот это ты хочешь положить на лист? — скривившись и едва не тыча пальцем в сторону друга, осведомился я.

Славный парень Славян, отобрав у меня бутылку с пивом и слегка щёлкнув по носу, ответил:

— Не только. И если будешь хорошим слушателем, я тебе приоткроюсь.

Потирая приласканное место, дерзко спросил:

— Почему только приоткроешься?

— Ну ты и балда. Есть вещи, о которых я бы смог рассказать лет через двадцать.

— Вот тогда бы сам и написал.

— Нет, Бор. У меня нет времени. В воскресенье уезжаю через Россию на восток Украины.

— Ты спятил?

— Я в своём уме.

— И что ты там будешь делать?

— Ворошиловград, ныне Луганск, мой город тоже. Город, в котором я когда — то заканчивал военное училище, в котором остались мои товарищи, их родители и дети. Я не имею права остаться в стороне, когда мерзкий сектант Турчинов объявил недочеловеками жителей Донбасса и бросил на них шайки отморозков. Возможно, мой опыт поможет ополченцам наладить разведку не против украинцев, но против янки, отдавая себе отчёт, что на Украине столкнулись интересы двух самых могущественных военных держав: России и США. Значит, смогу продолжить свою прерванную работу, а значит, смогу послужить ещё раз Отечеству.

— Но ты можешь погибнуть! — ахнул я.

— Могу, — просто сказал Славян. — Но лучше спеть прощальную песню Акелы там, в полях Донбасса, чем упокоиться больным и немощным в постели на исторической родине, да к тому же находясь на нелегальном положении.

Меня вдруг подбросило. Зачем — то оглянувшись на закрытый балкон, прошептал:

— Слушай, а как же твои руководители… там, в твоей… это…

— Конторе?

— Ага.

— С конторой связи нет. Обо мне знали только двое: руководитель и его помощник Виталий. Как ты можешь догадаться, личный листок по учёту кадров отсутствует, как и ДНК в базе данных.

— И почему они не заберут тебя отсюда?

— Не эвакуируют, — улыбнулся Коля.

— Ой, да какая разница.

— Ты плохо меня слушал. О своём руководителе и его помощнике сказал в прошедшем времени, их нет в живых. Не могу же я пойти в своё «учреждение» и заявить о себе, понимаешь?

— Понимаю, не дурак, читал о таких случаях. Тогда ты вот что скажи, откуда в Ташкенте взялось ЦРУ и как они могут за тобой гоняться?

Славян рассмеялся.

— Слушай, Бор, на зелёном острове тебе обязательно нужно и должно возглавить один из отделов новозеландской разведки.

Выпятив петушиную грудь, я потребовал пояснить.

— Ну как же! — пряча улыбку, выполнил моё требование Славян. — У тебя получился своеобразный сленг спецслужб… Да не обижайся ты, чудак, ты мне здорово помог. Скажешь Камилю, пусть отсебятину не гонит, не надо использовать профессиональный сленг, читатель от этого устал. Пусть, когда это возможно, пишет в весёлой и лёгкой манере и не выдумывает сногсшибательных операций, не в кино. Русская разведка тем и славна, что из множества вариантов решения задачи выбирает оптимальное, простое решение. Очень важно, чтобы Камиль не ставил в один рост мои мысли, высказанные про себя или вслух в девяностые и нулевые годы, они были все разные, не мог я все эти годы думать одинаково…

— И передать ему наш сегодняшний разговор?

— Конечно. Камиль же должен начать с чего — то книгу и объяснить, почему её писал он, а не я. Что касается парней, чьё начальство сидит в Ленгли [10], отвечу так: ЦРУ давно прописалось в Узбекистане и даже имело здесь свою секретную тюрьму. Неделю назад случайно столкнулся с нехорошим парнем по имени Элмер, цээрушником. Этот гадёныш и его подельники двенадцать лет назад меня здорово обрабатывали в афганском застенке…

Я ужаснулся:

— Так тебя что, пытали?

Показав на руки, шею, обнажив грудь, ощерившись вставными зубами, Коля весело ответил:

— А ты думал, эти шрамы от женских поцелуев? Кислота это, братишка. А выбитые зубы — память от побоев.

Что за человек — этот Славян, не мог на него долго дуться! Закурив, задал по собственному разумению логичный вопрос:

— Ты не допускаешь мысли, что Камиля издатели могут послать куда подальше?

— Допускаю.

— И что?

— Тогда пусть перечитает Джека Лондона.

— При чём здесь он?

— У него есть замечательный роман, «Мартин Иден» называется. Там здорово описывается, как герой романа отсылал в издательства свои произведения, пока…

— Понял.

— Молодец, братишка. Если вопросов больше не имеешь, гони сюда