Фогг покрутил головой.

– Эта версия, по сути, никогда не воспринималась всерьез. Яне хочу сказать, что Деплич максимально не воспользовался ею. Он былвеликолепен. Он создал волнующий портрет человека, исполненного душевности,темперамента и стремления к наслаждениям, внезапно охваченного страстью кмолодой красивой девушке, человека, которого мучает сомнение, но не способногоустоять. Затем – чувство гадливости, неуважения к самому себе, муки совестииз-за собственного аморального отношения к жене и ребенку и, наконец,неожиданное решение покончить со всем… Единственный честный выход! Прошу васверить мне: это было волнующее выступление! Речь Деплича вызывала у многихслезы. Представьте себе несчастного человека, раздираемого борьбой междусобственными страстями и глубокой порядочностью. Эффект был колоссальный!Однако стоило ему закончить свою речь, как чары развеялись, и уже ничто немогло связать этот воображаемый образ с личностью Эмиаса Крейла. Все знали онем слишком много. А Деплич не сумел привести ни одного доказательства, котороеподтвердило бы его версию. Можно сказать, что Крейл был человеком, которыйсовсем не имел совести, даже самой элементарной, был равнодушным, себялюбивым,эдаким жизнерадостным эгоистом! Если у него и были когда-то моральные принципы,то только в отношении живописи. Я убежден, что он никогда не позволил бы себенаписать плохую картину. Но во всем остальном он проявлял безудержныйтемперамент, обожествлял жизнь, любил ее страстно и пылко. Чтобы он покончилсамоубийством? Все, что угодно, только не это!

– Возможно, была избрана не наилучшая защита?

Фогг пожал своими узкими плечами.

– Какую еще защиту можно было выбрать? Это был необычныйпроцесс, и обвинению даже не надо было искать доказательств против обвиняемой.Доказательств было много, слишком много. У Кэролайн был яд, она созналась, чтовыкрала его. В наличии ведь все возможные доказательства: средство, мотивыпреступления, удобный случай – все!

– А разве невозможно было попробовать доказать, что все этиобстоятельства искусственные, инсценированные?

Фогг ответил решительно:

– Она сама их признала, во всяком случае, большинство изних. Но как бы то ни было, ваша мысль вполне естественна. Вы хотите сказать,что кто-то иной убил Крейла, но так все это обставил, чтобы свалить вину нанее?

– Полагаете, что подобную версию невозможно защищать?

Фогг сказал спокойно:

– Боюсь, что так. Вы намекаете на какого-то таинственногоИкса. Где его искать?

Пуаро сказал:

– В узком кругу, разумеется. Было лишь пятеро, которые моглииметь отношение к делу. Не так ли?

– Пятеро? Сейчас посмотрим. Прежде всего тот эксцентричный истаромодный тип со своей манией изготовления лекарств из трав. Небезопасноеувлечение! Хотя приятный человек. Немного, правда, непонятный. Я не представляюего себе в роли Икса… Затем та девушка. Она могла бы убрать Кэролайн, но,конечно, не Эмиаса. Потом биржевой маклер – лучший друг Крейла. Подобное можновстретить в полицейских романах, только не в обыденной жизни. Больше никого неосталось… Подождите! Младшая сестра – еще ребенок. Ей невозможно предъявлятьсерьезные претензии. Итак, всего четверо.

Эркюль Пуаро прибавил:

– Вы забыли гувернантку.

– Да, правда. Эти бедные гувернантки… Всегда о них забывают!Все же я смутно припоминаю ее. Довольно некрасива, но очень способна.Представляю себе, какой-нибудь психолог сказал бы, что она воспылала греховнойстрастью к Крейлу и потому убила его. Отвергнутая старая дева!.. Япросто-напросто в это не верю! Мои воспоминания, хотя немного и бледные,застарелые, не дают основания видеть ее неврастеничкой.

– С тех пор прошло много времени.

– Считайте, лет пятнадцать-шестнадцать… Да, именно так…Поэтому не особенно рассчитывайте на мою память.

Эркюль Пуаро возразил:

– Наоборот. Я вижу, что вы помните обо всем слишком хорошо.Меня даже удивляет, как твердо вы держите в памяти события. Когда вырассказываете о судебном процессе, видимо, эти образы проходят перед вашимиглазами?..

Фогг сказал медленно:

– Да. Вы правы. Я снова вижу все очень четко.

– Мне интересно, дорогой друг, очень интересно, можете ли выобъяснить – почему?

– Почему?

Фогг задумался. Его тонкое, умное лицо было сосредоточенно.

Пуаро изменил вопрос:

– Вспомните, что именно вы ясно видите? Свидетелей?Адвоката? Судью? Обвиняемую на скамье подсудимых?..

– Ну, конечно же… Это и есть причина! – сказал Фогг тономчеловека, который наконец в чем-то разобрался. – Конечно! Вы указали причину.Всю мою жизнь я буду видеть ее! Удивительно, как поражают романтическиесобытия. Потому что в ней действительно было что-то романтическое. Не знаю,была ли она в самом деле красива. Она была не очень молода, казаласьутомленной, видны были синяки под глазами. Но все и вся сосредоточивалосьвокруг нее. Она была героиней этой драмы. И, удивительная вещь, почти все времяее будто не было там. Казалось, она далеко-далеко, хотя сидела спокойная,внимательная, с легкой вежливой улыбкой на устах. Вся она была словно вполутонах, понимаете, в переходах тени и света. И одновременно была живой,живее, чем та девушка с совершенным телом, очаровательным лицом, жесткостью исилой молодого зверя. Я восхищался Эльзой Гриер, потому что она была смелая,умела бороться, она бесстрашно, с презрением встречала своих мучителей. АКэролайн Крейл я восхищался, потому что она не боролась, будто пряталась всвоем мире полутонов и теней. Она никогда не была побеждена, потому что нимгновения не участвовала в борьбе.

Наступила пауза.

– В одном я твердо уверен: она любила человека, которогоубила. Она так сильно его любила, что полжизни умерло вместе с ним.

Мистер Фогг умолк и протер свои очки.

– И все же я сам удивляюсь тому, что я вам рассказываю. Ябыл молодым в то время. Молодым и честолюбивым. Такие вещи потрясают. Все жеКэролайн Крейл – в этом я убежден – была слишком приметной женщиной. Я никогдаее не забуду. Никогда!

Джордж Мейхью оказался настороженным и не очень общительнымчеловеком.

Он, понятное дело, помнил об этом процессе, но не совсемотчетливо. Им занимался его отец, а ему в то время было только девятнадцатьлет.

Эта история с Крейлом, знаменитым художником, картиныкоторого ценятся довольно высоко и на самом деле очень талантливы – две из нихбыли в галерее Тэйт, – тогда гремела. Но, пусть извинит мсье Пуаро, он несовсем четко представляет себе, что его интересует. Дочь? Вот как! Она вКанаде? Удивительно, он всегда думал, что она в Новой Зеландии.