Я ощущал смутное беспокойство, хотя не мог сказать, почему.Мне не казалось таким уж необходимым пить с Белым Кроликом, невысоким парнем,похожим на Бертрана Рассела, улыбающимся Котом и моим старым другом ЛюкомРейнардом, распевавшим ирландские баллады; одновременно странный ландшафт унего за спиной переходил из фрески в реальность. На меня произвела-такивпечатление Гусеница, курившая кальян на шляпке гигантского гриба, потому что язнаю, как трудно не дать такой трубке погаснуть. И все же, дело было не в этом.Обстановка была веселая, а Люк, как известно, иной раз водил компанию с весьмастранным народом. Так почему бы мне ощущать беспокойство?

Пиво подали неплохое, а к нему даже бесплатную закуску.Демоны, мучившие привязанную к колу женщину с рыжими волосами, сверкали так,что глазам было больно. Теперь они исчезли, но воспоминание о картине осталосьпревосходное. Вообще все было прекрасно. Когда Люк пел о заливе Гелвей, тот такмерцал и казался таким красивым, что мне хотелось нырнуть в него и утонуть.Однако, песня навевала и печаль.

Что-то, связанное с печалью… Да, странная мысль. Когда Люкпел печальную песню, я ощущал меланхолию. Когда он разражался радостным маршем,я сиял от счастья. В воздухе, кажется, было слишком много эмпатии на кубометр.Полагаю, это не имеет значения. Но игра света поставлена превосходно…

Я пригубил пиво и посмотрел, как качается Шалтай напротивоположном конце стойки. Какой-то миг я пытался вспомнить, когда же ужебывал в этом заведении, но если что-то проскользнуло в сознании, то на ум непришло. В конечном итоге я все равно вспомню. Приятная вечеринка…

Я смотрел и слушал, пробовал и ощущал и все казалосьвеликолепным. Завораживало буквально все, что привлекало мое внимание. Можетбыть, я что-то хотел спросить у Люка? Кажется, да, но сейчас он пел, да и я всеравно в данный момент не мог думать.

Что я делал перед тем, как попасть в это заведение? Попыткивспомнить тоже не увенчались успехом, так как именно здесь и сейчас все былотаким интересным.

Однако, тревожила мысль о чем-то важном. Может, поэтому я иощущал беспокойство. Может, я оставил какое-то дело не завершенным и мнеследует вернуться к нему?

Я повернулся, чтобы спросить об этом у Кота, но он сноватаял в воздухе, похоже, по-прежнему здорово навеселе. Тут мне пришло в голову,что я тоже могу это проделать. Я имею в виду растаять в воздухе, отправившись вкакое-нибудь другое место. Может, именно так я и попал сюда, поэтому именно таксмогу и убраться отсюда? Может быть. Я поставил кружку и протер глаза и виски.В голове, казалось, все так и плывет.

Я вдруг вспомнил свой портрет. На гигантской Карте. НаКозыре. Да. Именно так я и очутился здесь. Через Карту…

На мое плечо легла рука и я обернулся. Рука принадлежалаЛюку. Он улыбнулся мне, проталкиваясь к стойке налить по новой.

— Отличная вечеринка, а? — сказал он.

— Да, отличная. Как ты обнаружил это местечко? — спросил яего.

Он пожал плечами.

— Забыл. Какая разница!

Затем он отвернулся и между нами закрутился недолгий бураниз кристаллов. Гусеница выпустила из трубки пурпурное облако. Всходила голубаялуна.

— Что же в этой картине не так? — спросил я себя.

Внезапно у меня возникло ощущение, что свои критическиеспособности я потерял в пути, потому что не мог сосредоточиться на аномалиях,обязанных, как я чувствовал, здесь быть. Я знал, что увлечен мгновением; и я немог четко разглядеть второстепенного.

Я увлечен…

Увлечен…

Как?

Ну… Все это началось, когда я пожал руку самому себе. Нет.Неверно. Такая формулировка хороша для дзен, а дело обстояло совсем не так.Пожимаемая мною рука появилась из пространства, занимаемого моим воображениемна той самой Карте. Да, именно так… В некотором роде.

Я стиснул зубы. Снова заиграла музыка. Рядом со мнойраздалось поскребывание по стойке. Когда я посмотрел в направлении звуков, тообнаружил, что кружка моя снова наполнена. Возможно, я и так хватил лишнего.Возможно, это-то и препятствовало четкости мышления. Я отвернулся от кружки ипосмотрел налево, в пространство, не замечая фрески, которая стала настоящимландшафтом. Сделало ли это меня частью картины, изображенной на фреске? Я вдругусомнился в правильности моих умозаключений.

А ладно. Если я не могу здесь думать… то отправлюсь… налево.Что-то в этом месте безобразничало с моей головой и было совершенно невозможноанализировать этот процесс, являясь одновременно его участником. Чтобыправильно мыслить и определять, что же все-таки происходит, мне требовалосьубраться отсюда.

Я пересек пространство бара и оказался в районе, где нарисованныекамни и деревья становились трехмерными. Врезавшись в ствол дерева, я выставилруки вперед. И ощутил дуновение ветра, не слыша его звуков.

Все, что было нарисовано, кажется, нисколько неприблизилось. Я двигался, но…

Люк снова запел.

Я остановился. Затем обернулся, так как пение, казалось,раздается совсем рядом. Так и есть. Я удалился от стойки всего на несколькошагов. Люк улыбался и продолжал петь.

— Что происходит? — спросил я Гусеницу.

— Ты петляешь в петле Люка, — ответила она.

— Как-как?

Она выпустила голубое колечко дыма, тихо вздохнула ипояснила:

— Люк заперт в петле, а ты заблудился в куплетах. Вот и все.

— Как это произошло? — поинтересовался я.

— Понятия не имею.

— Э-э… а как выбраться из этой петли?

— Этого тоже не могу тебе сказать.

Я повернулся к Коту, который снова стал проявляться вокругсвоей улыбки.

— Полагаю, ты тоже не знаешь… — начал было я.

— Я видел, как появился он, и видел, как потом появился ты,усмехнулся Кот. — И даже для этого места ваше прибытие было несколько… необычным,что натолкнуло меня на мысль, что по крайней мере один из вас связан с магией.

Я кивнул.

— От твоих собственных появлений иной раз тоже можнопорядком напугаться, — заметил я.

— Я свои лапы не распускаю, — отозвался он. — А это ужебольше того, что может сказать в свою защиту Люк.

— Что ты имеешь в виду?

— Он попался в коварную ловушку.

— Как она действует?

Но он снова исчез и на этот раз улыбка исчезла тоже.