— Осень в Италии, — заливалась соловьем теткаСерафима, — Рим, собор святого Марка, Колизей…

— Пизанская башня, — подсказала я.

— Точно. А она где?

— Должна быть в Пизе. Хотя, может, и нет.

— А в Париже какая?

— Эйфелева.

— Тоже неплохо. Но я хочу в Италию. Осень в Италии —это так романтично. — Она мечтательно вздохнула, а потом добавила:

— Ну?

— Что “ну”? — Я сделала вид, что не понимаю, кудаона клонит.

— Мы едем в Италию? — капризно спросила теткаСерафима.

С моей точки зрения, делать в Италии мне совершенно нечего.Я с трудом переношу самолеты, не говорю по-итальянски и ненавижу экскурсии. Уменя друзья в Тбилиси, а мама в Риге, чем не заграница?

— Далась тебе Италия, — робко начала я, заведомозная, что против тетки мне не устоять. — Я вообще-то к своим думала…

— Ты ж в июне была, на мамулин день рождения.

— Ну и что? Я скучаю. К тому же, Рига — красивый город.

— Подумаешь, Рига. Только и хорошего в этом городе то,что там родились два замечательных человека.

— Первый — это я. А кто второй?

— Второй, деточка, твоя тетя.

— Такого счастья город не выдержит…

— Подожди, они мне еще памятник поставят, —уверенно заявила тетка.

— За что? — хмыкнула я, прикидывая, как быполовчее отделаться от Серафимы.

Каждый год я пытаюсь проделать этот фокус, впрочем, безособого успеха. Сколько, себя помню, отпуск, а раньше — каникулы мы проводиливместе. Боюсь, это стало незыблемой традицией. Тетка Серафима — младшая сестрамоей мамы, разница в возрасте у них исчисляется пятнадцатью годами. Когда мамеисполнилось восемнадцать, а Серафиме соответственно три, они осиротели, в одиндень лишившись отца, матери и бабушки в результате дорожной аварии. Мамепришлось заменить Серафиме родителей. Я же воспринимала Серафиму как старшуюсестру, разница в возрасте была невелика, а теткой называла из вредности. Мыдружим с детства, и я ее очень люблю. Беда в том, что Серафима вечно что-нибудьвыдумывает. То потащит меня на Камчатку, любоваться гейзерами и вулканами, тона Алтай конным маршрутом (об этом отпуске я по сию пору вспоминаю с душевнымтрепетом), то ей позарез нужна Сибирь и Саянские столпы. Конечно, все это оченьздорово, но все дело в том, что я ужасно ленива. Лучший отдых для меня —валяться на диване с хорошей книгой, пить чай с лимоном и воображать себя вроли Марии Стюарт. Шиллера наш театр не ставит, но я не теряю надежды.

— Ну? — повторила Серафима сурово. Я вздохнула иответила:

— Поехали. — Голос звучал жалко, я в очередной размысленно упрекнула себя в отсутствии характера. Не мечтать мне о Марии Стюарт.

— Чего-то я энтузиазма не наблюдаю, — еще большепосуровела Серафима.

— Я пока не осознала всей прелести, — попробовалая оправдаться.

— Осознаешь. Мы тебя там замуж выдадим за итальянскогографа или герцога. Будешь играть в “Ла Скала”.

— В “Ла Скала” поют.

— А ты сыграешь. Знаешь, что все в жизни решает?Правильно, деньги. Так что сыграешь.

— А я где-то читала, что итальянские аристократы бедны,как церковные мыши.

— А мы миллионера отыщем, он купит титул и сделает тебяграфиней. Один свободный миллионер в Италии найдется, страна немаленькая.Считай, ты уже аристократка. С такой-то красотищей это плевое дело.

— Конечно, — лениво согласилась я. По мне, таклучше выглядеть как Фаина Раневская, само собой, при этом имея ее талант.Думаю, талант у меня есть, жаль только, не многие стремятся его лицезреть.Конечно, мне грех жаловаться, в родном театре я занята почти во всехспектаклях. Но это благодаря тому, что оба наших режиссера просто поглупели,изо дня в день лицезрея мои небесные черты. Подозреваю, что в глубине души онисчитают меня бездарной. Одно хорошо: оба уже в весьма почтенном возрасте, и ихинтерес ко мне носит чисто эстетический характер.

— Хорошо, я выйду замуж за герцога, — сказалая. — Если ты настаиваешь…

— Я беспокоюсь о близком существе.

— Это я существо?

— А о ком мы говорим?

— Слушай, ты уже наговорила на сотню. Может,простимся? — без особой надежды спросила я.

— Ну и манеры у тебя, нет чтобы тетке “спасибо”сказать…

— Спасибо, — промямлила я. — Только за что?

— За заботу. Решено, в отпуск едем в Италию. Ты, я ивечный город. Скажи, класс?

Я сказала.

А через две недели я выгружалась из автобуса, нервнопоглядывая по сторонам в поисках любимой тетушки. Ее нигде не наблюдалось. На Серафимуэто не похоже. Три дня назад я отбила телеграмму, указав дату и час своегоприбытия. И хотя на оркестр и ковровую дорожку я не рассчитывала, но надеждыпитала, что меня все-таки встретят и стоять в обществе трех огромных чемодановне придется.

С трудом оттащив багаж в сторонку, я тосковала, продолжаявысматривать в толпе тетушку. Через полчаса я стала злиться, повторяя: “Где еечерти носят?”, потом, оставив чемоданы под присмотром старушки, торговавшейсемечками, И бросилась к телефону. Он не работал, так же как и два других,обнаруженных мной на вокзале. Прошел час. Для конца августа было невыносиможарко, я то и дело вытирала лицо платком и уже начинала проклинать все насвете. Надо что — то решать. Или тетка не получила мою телеграмму, или дела чрезвычайнойважности помешали ей встретить дорогую племянницу. По моему мнению, таких дел утетки быть не могло. Значит, все-таки виновата была телеграмма. Ждать далее неимело смысла. Я взглянула на свой багаж и, вновь препоручив его заботамстарушки, побрела к стоянке такси. Длинная вереница машин предстала моимглазам, в первой сидели два мордастых парня и резались в карты.

— Извините, вы свободны? — жалобно спросила я:день начался неудачно и ничего хорошего я уже не ждала.

— Свободен, — ответил хозяин такси, не удостоивменя взглядом.

— Вы не могли бы подъехать за моим багажом, вон туда?