— Он представитель правопорядка, — назидательнозаметила я, — и он должен знать, как поступить в подобном случае.

— Собирать бабки и отдавать, пока “счетчик” не включен.Это я тебе и без Вовки скажу.

— Мне нужен номер его телефона, — очень грозносказала я. — И без глупостей. Если нет способа доказать свою правоту ипротивостоять бандитам, пусть он мне сам об этом скажет.

— Охота тебе над человеком измываться? —сокрушенно покачала головой Серафима, но, взглянув на меня, телефон дала.

Застать Владимира Петровича в кабинете оказалось деломнелегким, но с четвертой попытки это удалось. Я услышала очень приятный, сусталой интонацией мужской голос, что меня в данных обстоятельствах непорадовало.

— Здравствуйте, Владимир Петрович, — бодро началая. — Вас беспокоит племянница Серафимы Павловны.

— Лика? — Голос зазвучал бодрее. — Приехала вгости? Рад… — Тут до него, как видно, дошло, что звонить мне ему вроде бы безнадобности, и он насторожился:

— А что случилось? Как дела у тетушки?

— Скверные дела у тетушки. Володя, ты можешь приехать?Лучше прямо сейчас.

После трехсекундной паузы он сказал:

— Хорошо. — И повесил трубку.

Я вернулась в кухню. Серафимы там уже не было, онаперебралась на диван и с прежним энтузиазмом разглядывала потолок.

— Он приедет, — сообщила я, на что Серафима толькокриво усмехнулась.

Однако появился Владимир Петрович только через час,извинился, прошел в комнату и сел в кресло рядом с Серафимой.

— Вижу: жива, здорова, значит, все не такскверно, — вместо “здравствуйте” сказал он. — Хотя здоровье и прочее— категории временные.

— Утешитель, — фыркнула Серафима.

— Помнится, я тебя полгода назад предупреждал!Предупреждал?

— Ну…

— Гну. Сколько они хотят?

— Восемьдесят семь миллионов. Владимир Петровичприсвистнул.

— Да-а, такие деньги в три дня не соберешь…

Я взирала на него в крайнем негодовании. С момента нашейпоследней встречи он заметно постарел, потускнел и осунулся. И не имел ничегообщего с бравым защитником правопорядка. На Владимире Петровиче был неновыйсерый костюм, подозреваю, единственный. Манжеты рубашки заметно обтрепаны,волосы давно требовали стрижки. А в целом он выглядел классическим неудачником:ранняя седина, утомленное лицо равнодушный взгляд.

— Если я правильно понимаю, Владимир Петрович, —не выдержала я, — вы советуете тетушке отдать деньги?

— Советую, — кивнул он бесстрастно.

— Выдумаете, она их украла?

— Не думаю.

— Тогда, простите, я ничего не понимаю.

— Лика, нельзя ли мне чашку кофе, лучше с бутербродом.Я не успел пообедать, — усаживаясь поудобнее в кресле, попросил ВладимирПетрович.

— Свари ему пельменей, — сказала Серафима.

С моей точки зрения, он и чая без заварки не заслуживал, ноя подчинилась. А вернувшись с пельменями, заявила:

— Я по-прежнему не в состоянии понять ход ваших мыслей.

— Если я правильно информирован, боюсь, ничего другого,как заплатить, не остается.

Видно, на целый час Владимир Петрович опоздал не зря и кое вчем успел разобраться. Слегка утомленным голосом, расслабленно сидя в Серафиминомкресле, он прочитал пятнадцатиминутную лекцию, из которой я вынесла убеждение,что нам не поможет сам Господь Бог. Сдаваться не хотелось, и я гневно спросила:

— Выходит, всякие подонки могут врываться….

Владимир Петрович поднял ложку, прерывая поток моегокрасноречия, и прочитал еще одну лекцию, короткую, но впечатляющую. Язагрустила, а он закончил так:

— А по поводу посещений… если мы будем иметьофициальное заявление… ты будешь его писать? — Серафима энергично замоталаголовой. — Знакомо. Так вот, в этом случае мы примем меры. Однако втечение длительного времени оберегать тетушку денно и нощно мы возможности неимеем. Конечно, я могу выступить в роли личного телохранителя, но и я долженработать, а также спать. Потому толку будет немного. Следовательно, намнеобходимо подумать, где достать до вторника восемьдесят семь миллионов.

— Ушам своим не верю, — всплеснула я руками.

— Я твоей тетушке раз сто говорил, что в этом гадюшникеей не место. Говорил я тебе?

— Ой, помолчи, — махнула рукой Серафима. — Нехватает мне только морали выслушивать.

Я посмотрела на нее, потом на Владимира Петровича ивздохнула:

— Что ж, давайте думать… Часть денег я могу занять уПавла Николаевича. Думаю, он не откажет.

— Это твой плешивый бизнесмен? — нахмурилась теткаСерафима.

— Что за выражения? Он очень приличный человек.

— А чего ты за него замуж не выходишь?

— Замуж? — вытаращила я глаза от удивления. —За Павла Николаевича? — Такая мысль никогда не приходила мне в голову.

— Конечно. Хороший человек и два года таскается затобой как хвост.

— Да что за глупость такая? Я совершенно не хочу замуж.

— Так я тебе и поверю, замуж все хотят. Молчи лучше.Денег она займет… Чтоб я собственную племянницу, кровинушку, отдала напоругание какому-то хмырю за паршивые восемьдесят семь миллионов?

— Серафима! — гневно крикнула я.

— То-то. Серафима… Чем отдавать будешь?.. Не тревожьменя.

— Но где-то мы их должны взять. И тут тетушка заявила:

— Не в деньгах дело… ~ Что? — открыла я рот, аВладимир Петрович нахмурился.

— Даже если я отдам деньги, на этом Дело не кончится.Юрик меня все равно достанет, не битьем, так катаньем.

— И чем ты ему насолила? — спросил ВладимирПетрович.

Серафима с тоской посмотрела на люстру и молвила:

— Младший Катков в друзья набивался. Ну, я под горячуюруку и огрела его бутылкой из-под пива. Разозлился, крысеныш, тут и началисьмои неприятности.

— Ты ударила Жорку Каткова пивной бутылкой? —удивился Владимир Петрович. — И лежишь на диване в таком цветущем виде? Немогу поверить…