— А там “кирпич”, — злорадно сообщил таксист,собирая карты.

Его приятель оказался человеколюбивее, увлеченно меняразглядывая, он сказал:

— Наплюй на “кирпич”, Вася. Помоги девушке.

Теперь на меня уставился и Вася, а потом милостиво кивнул:

— Садитесь.

Через минуту он забросил мои чемоданы в багажник, я назвалаадрес, и мы отправились к Серафиме. — Из отпуска? — спросилон. — Нет, в отпуск.

— А сами откуда?

Я ответила.

— Значит, отдыхать к нам?

— Решила навестить тетю. Дала ей телеграмму, а она меняне встретила.

— Бывает. У меня один раз так вышло: послал телеграммужене, домой приехал, а телеграмма к вечеру прибыла вслед за мной.

— Я три дня назад посылала…

— А, бардак кругом, — махнул он рукой.

Мы въехали во двор теткиного дома и затормозили у подъезда.Я вышла из машины, подняла голову и посмотрела на Серафимины окна. Никто оттудамне не улыбался и не размахивал руками.

— Какая квартира? — спросил таксист.

— Спасибо большое, я сама как-нибудь…

— Донесу, мне нетрудно.

— Третий этаж… — усомнилась я.

— Ерунда, идемте.

Мы поднялись на третий этаж: я с одним чемоданом, а “добрыйсамаритянин” с двумя. Я нажала на кнопку звонка — он не работал. Тогдапостучала. Дверь открылась, и я увидела тетю Веру, соседку Серафимы изодиннадцатой квартиры.

— Лика, — ахнула та. — Лика, милая, приехала…а что ж Серафима-то ничего мне не сказала? Или ты сюрпризом?

— Телеграмму посылала… — с некоторой обидой ответила я.

— Бог с ней, с телеграммой. Вот тетка-то обрадуется…

Мы обнялись и облобызались. Тетя Вера — добрая душа иодинокая женщина, Серафима ей как родная.

— Вот видите, — сказал таксист. — А выпереживали. Говорил, телеграмма запоздала, так и есть.

Раз пять сказав ему “спасибо”, я распрощалась и вошла вквартиру.

— А Серафима где? — спросила на ходу.

— Дома. Голова у нее с утра болит. Тут я увидела своютетушку. Она возлежала на диване, вытянув ноги в туфлях на устрашающей высотыкаблуках. Голова ее была обмотана полотенцем, в левой руке чашка, а в правойсигарета.

— Привет, — сказала я. Серафима на меня посмотрелаи закатила глаза.

— О Господи… Я про тебя забыла.

— Приятно слышать. Между прочим, я час прождала навокзале. У меня три чемодана, и все тяжелые. Я выхожу замуж за графа или уженет?

— Иди я тебя поцелую, дитятко.

— Ты свинья, Серафима.

— Да ладно, не злись…

Мы поцеловались, и я села рядом, подозрительно ееразглядывая.

— Что-нибудь не так? — спросила я через минуту.

— Прости меня, убогую. Я должна была предупредить,чтобы ты не приезжала.

— С чего это вдруг? — удивилась я.

— Неприятности. И весьма крупные.

— Что еще за неприятности? Влюбилась?

Тетушка махнула рукой.

— Работа…

Я нахмурилась. Ее работа с самого начала не вызывала у менядоверия. То есть не сама по себе (работала она бухгалтером), а место, гдететушка прикладывала свои недюжинные способности. Местом этим было казино. А яявляюсь убежденным противником азартных игр.

— Развалилась ваша контора? — задала я наводящийвопрос.

Тетка разглядывала потолок, я тоже подняла голову и сготовностью на него воззрилась. Ничего интересного обнаружить не удалось.

— Говорю, контора ваша развалилась? — напомнила яо своем существовании, повышая голос.

— Контора процветает, — хмыкнула в ответСерафима. — А я, судя по всему, скоро накроюсь.

— Что? — не поняла я.

— Повесили на твою тетушку восемьдесят семь миллионов.Отдать нужно в недельный срок. Со вторника включат “счетчик”.

Я вытаращила глаза и попыталась переварить информацию.

— Что значит “повесили”?

— То и значит. Подставили, прокатили, объегорили.Короче, у меня неприятности и головная боль.

— Ничего себе неприятности. Неприятность — это когдакаблук сломаешь, а здесь восемьдесят семь миллионов… Это же… Ты ведь этих денегне брала? — строго спросила я.

— Само собой.

— Так чего ж на диване лежишь? Надо идти в милицию, впрокуратуру… не знаю, какие еще органы этим занимаются.

— Ты, деточка, часом не спятила? Какие органы тебепривиделись?

— Местные.

Серафима свистнула и даже пальцем у виска покрутила, так еепотрясла моя крайняя отсталость.

— Послушай, ты ведь не собираешься их отдавать? —ужаснулась я. — Где ты возьмешь такие деньги?

— Продам квартиру, машину, гараж…

— А также мебель, одежду и обувь, — подсказала я, тетканахмурилась. — Не можешь ты серьезно говорить подобную чепуху. Постой, аэтот, как его, Петр Сергеевич, твой директор. Ты утверждала, что он сказочнойдоброты мужик. Он что говорит?

— Во-первых, оказалось, что не только доброты, но ипростоты. Во-вторых, он уже десять дней где-то отдыхает, и найти его возможнымне представляется.

— Ты ходила к юристу, консультировалась?

Тетка опять выразительно покрутила пальцем у виска.

— Молчи лучше, не тревожь меня.

— Что-то я не понимаю, — стала я гневаться. —Странно ты себя ведешь. Ни за что ни про что с нее требуют огромные деньги, аона на диване лежит и потолок разглядывает.

— Я не просто разглядываю, я думаю.

— И что надумала? Тетушка тяжко вздохнула.

— Придется платить. Ох, все-то нам по грехам нашим!

— Какие грехи? Ты брала эти деньги или нет?Изъясняешься чрезвычайно туманно, это меня тревожит…