Припарковав машину на специальной стоянке, мы вошли вогромный холл и поднялись в лифте на пятый этаж. Здесь нас ждала ковроваядорожка необыкновенной ширины, стоившая, надо полагать, немалых денег, а такжеулыбающийся молодой человек за столом стерильной белизны, навевающий мысль обоперационной, язвах желудка и аппендиците. Но молодой человек вид имелцветущий. При нашем появлении он поднялся и с радостью шагнул навстречу, точнождал нас целый год, как дети ждут елку или поездку к морю.

— Прошу вас, — сказал он, поздоровавшись, и указалрукой в сторону белоснежной двери. Все здесь выглядело белоснежным, а жестухоженной руки с безукоризненным маникюром был так изящен, что меня тут жепотянуло к зеркалу: повторить и вообще потренироваться. Я обвела взглядом холл,но зеркала не обнаружила. Дверь перед нами предусмотрительно распахнули, и мыоказались в коридоре. Ковер здесь был поуже, зато чудовищной длины. Все это впечатляло,причем не только меня и Владимира Петровича, неискушенного в коврах, но и теткуСерафиму, отчего та начала хмуриться, презрительно вздернув нос. Зная ее спеленок, я поняла: это рвется наружу желание поскандалить. Миновав приемную,где за компьютером сидела секретарша, кстати, красивая, что всегда немногораздражает, мы под ее пристальным взглядом вошли в кабинет хозяина. Взгляд,которым она нас проводила, воодушевлял: выглядели мы, судя по сведенным бровям,весьма впечатляюще.

Кабинет тоже был белоснежным: стены, шторы, мебель и дажековер казались девственно чистыми, как первый снег. Ума не приложу, как людиумудряются работать в такой обстановке? Пока мы пытались прийти в себя отневиданной роскоши, хозяин поднялся нам навстречу из-за своего неописуемопрекрасного стола, сделанного не иначе как из слоновой кости или бивня мамонта.Поднялся и лучисто улыбнулся, правда, до того парня в коридоре ему быловсе-таки далеко.

Илья Сергеевич оказался высоким, полноватым, с намечающейсялысиной блондином, одетым по случаю жары в легкий светлый костюм. Костюм не былбелоснежным, и это радовало: мужчины в белом ассоциируются у меня с зубнымиврачами” что вряд ли способно согреть душу.

— Добрый день, — поздоровался Илья Сергеевич, едвазаметно картавя. — Очень рад.

Он приложился к моей ручке, чем порадовал: приятно иметьдело с галантным мужчиной. Серафима облобызать свою не дала, что было странно:чего ж жадничать?

— Знакомься, Илья Сергеевич, — сказал Серафиминверный друг, с легким недоумением взирая на тетушку. — Это СерафимаПавловна…

— А мы знакомы, — улыбнулся Тарханов. —Помните, Серафима Павловна, на презентации…

— Помню, — сурово кивнула та, а Илья Сергеевичзасмеялся.

— Ловко вы меня тогда отшили.

— Что ж, теперь не поможете?

— Помогу, — усмехнулся он. — Я незлопамятный.

Илья Сергеевич повернулся в мою сторону.

— Лика, — скромно представилась я.

— Лика? — спросил Тарханов, жестом пригласив насприсесть. — А как, простите, полное имя?

— Давайте приятельствовать, — дружелюбнопредложила я, — и полное имя не понадобится.

— Приятельствовать с превеликим удовольствием, толькоотчего ж не дружить?

— Это как получится, — сказала я, потому что нелюблю загадывать. Свое имя я тоже не люблю.

Илья Сергеевич оказался дотошным парнем.

— Лика — это Анжелика, верно?

— Верно, — покаялась я.

— Красивое имя и вам очень идет…

— Все так говорят.

— Нет, в самом деле.

— Давайте отвлечемся от моего имени, — началараздражаться я. — Мама обожала французские фильмы. Встречаются вещипохуже, хотите расскажу?

Илья Сергеевич засмеялся.

— Я просто хотел сказать, что вы очень красивая.Честное слово, красивее настоящей.

— Мама всегда рада кого-нибудь переплюнуть, —кивнула я. — Мы пришли по делу. Правда, я уже забыла по какому, но точнопомню, что по делу.

Ухмыляющийся Владимир Петрович счел нужным подать голос:

— Илья Сергеевич, не мог бы ты завтра на пару часоводолжить свою прекрасную машину вот этим женщинам? Конечно, вместе с шофером.

Тарханов был слегка удивлен, смотрел на Владимира Петровичатак, точно ждал, что тот засмеется и скажет: “Шутка”, но не дождался и кивнул:

— Конечно, а можно узнать зачем? Владимир Петровичхихикнул с некоторым ехидством.

— Да вот, задумали они авантюру. Довольно сомнительную,ежели честно. Но чем черт не шутит. Видишь ли, — доверительно понизил онголос, — Лике понравился один мужчина, и она хочет произвести впечатление…

— Моей машиной? — засмеялся Илья. — Этошутка. Зачем такой женщине машина? Достаточно просто войти и сказать: а вот ия.

— Я намерена произвести сокрушительноевпечатление, — разозлилась я. — Ваша машина плюс мои небесные черты…

— А это стремление никак не связано с неприятностямиСерафимы Павловны? — спросил Тарханов.

— О моих неприятностях, кажется, знает весьгород, — заметила тетушка.

— Слухами земля полнится, — в тон ей ответил ИльяСергеевич.

Серафима продолжала взирать на него неодобрительно. ЧемТарханов ей так досадил, было непонятно. Вполне симпатичный мужчина тридцатипяти лет, конечно, в нем были кое-какие изъяны, например, неуместнаядотошность, но в целом он производил впечатление положительного человека,твердо стоящего на ногах. Меня всегда тянуло к положительным. А Серафимупочему-то нет. Странно, вроде бы росли мы вместе…

Илья Сергеевич перестал улыбаться и сказал вполне серьезно:

— Серафима Павловна, я с радостью вам помогу, я имею ввиду…

— Не трудитесь, я сообразительная. Мне нужна машина напару часов.

— Так все-таки вам?

— Я принимаю близко к сердцу дела моей племянницы.