- Иванов, Петров,Сидоров, на выход! - бодро скомандовала Нелли Олеговна и весело блеснула всторону класса стеклами очков.

Ни Ивановых, ниПетровых, ни Сидоровых у них не было. Только Ивановский, и он един­ственный,кто болезненно откликался на эту речовку, общее значение которой — все соби­раютсяи куда-то идут.

— Ну, что опять?-- понеслось над парта­ми. — Зачем? Куда? Урок только начался.

— Замолчали,оставили вещи на местах, — не замечая возмущений, перечислила учитель­ница, — иотправились на второй этаж к меди­цинскому кабинету. Кровь сдавать.

— Вперед! Вперед!— жизнерадостно затру­бил Васильев. — Сдаем кровь на нужды отече­ства!

— Я уколов небоюсь, если надо — уко­люсь! — поддакнул Пращицкий, вскакивая. — Можно я впервых рядах пролью кровь! — он шутовски вытянул вперед руку.

— Прекратили разговоры!— утомленно от­махнулась от подопечных физичка. — Ряд у стены, встал и вышел.Пращицкий! Куда побе­жал? Ты какой ряд?

— Хочу! Хочу бытьпервым! — развлекался невысокий шумный Пращицкий.

- А нам, вампирам,кровь сдавать нель­зя! — насмешливо протянул красавчик класса Игорь Лавренев. —Мы от вида крови теряем волю, ум и честь.

- Ты ее и такпотерял, — зло прошептала Ира Синявина с ряда около окна.

Сидящая от негочерез проход Алиса Ганина склонила голову, завесив лицо длинными чернымиволосами. Лавренев тут же заметил это движение.

- А больным вообщекровь сдавать нельзя! Освободите Ганину, — заголосил он. — Она всю свою кровь вбольнице оставила.

-  Игорь, сядь! —рявкнула учительница, взяв в руки журнал и собираясь ударить им по столу.Решительно и громко. Поэтому все при­тихли, наблюдая, как ряд у стенывыбирается со своих мест.

- Что вы сегоднябуяните, словно карапу­зы? — рассердилась Нелли Олеговна. — Быст­ро сдали,быстро вернулись, быстро продолжи­ли урок!

— А Ганина кровьсдавать не хочет, — мерз­ким голосом проблеял Лавренев. — Боится. Можно я с нейпойду! Вместе будем бояться.

— Уже не смешно, —покачала головой учи­тельница.

В ответ Игорьхмыкнул, вольготно разваливаясь на стуле — пока все не вернутся, в клас­се,считай, объявлено свободное время. Он пристально глянул на Алису. Та сидела,мелан­холично водя карандашом в тетради. После больницы она была бледна.Запястье на левой руке забинтовано чуть ли не по локоть.

Месяц назад онавскрыла себе вены. Сдела­ла все грамотно — родоков отправила в кино на длинныйтрехчасовой фильм, налила ванну теплой воды, оставила классическую записку: «Вмоей смерти прошу никого не винить» — и чирканула по запястью. Нашли, отвезли,отка­чали.

Услышав этуисторию, Игорь только недо­вольно скривил губы. За несколько дней до то­го, какГанина решила совершить свой судьбо­носный заплыв, у них состоялся разговор.Все чин чином — любовь была, любовь ушла. Он не виноват, что Алиска оказаласьтакой зануд­ной. Ходила по пятам, требовала отчета о каж­дой проведенной без неесекунде.

Ну да, поначалувсе было неплохо. Хотя первого сентября он и предположить не мог, что у нихзакрутится роман. Кажется, был ок­тябрь. Они играли в волейбол. С Ганиной Игорьоказался в разных командах. В какой-то момент при перемещении по полю обавстали под сеткой. Алиска робко улыбнулась, всего на мгновение повернувшись кИгорю лицом. А потом, пытаясь дотянуться до мяча, они нале­тели друг на друга,и Лавренев машинально поддержал падающую соперницу. Алиска тут же заполыхала,залилась густейшим румянцем, глаза ее сделались стеклянными.

Игра потекладальше своим чередом. Ко­манда Игоря стремительно выигрывала, так что второйраз встать рядом с Ганиной под сет­ку у него не получилось. Она сама подошла кнему сразу после игры. Все побежали в разде­валку, Лавреневу тоже хотелосьпоскорее стя­нуть с себя неудобную нейлоновую форму, но его задержали.

— Игорь! — робкопозвала Алиса.

Он уже шагнул иззала, оказавшись в широ­ком проеме между двумя дверями. Обернулся. Ганина, неожидавшая, что он так резко от­кликнется, налетела на него. И он снова под­хватилодноклассницу, чтобы избежать столк­новения, спиной проваливаясь в междверныйпромежуток.

— Спасибо, — всетак же неуверенно про­бормотала она, но инерция падения уже при­жала ее кИгорю. Он почувствовал мягкость ее груди, чуть горьковатый запах пота. Все этовдруг что-то отключило в его голове, и он словно забыл, что перед ним АлискаГанина, которую он знает одиннадцать лет. Нет, это уже была не она, другая,которую хотелось об­нять и, наговорив ворох глупостей, целовать до одурения.

Ладонь самаскользнула ей на талию. Он прижал ее к себе и неловко, сам поражаясь своейнаглости, поцеловал в подбородок — промахнулся, оттого что она вдруг поднялаголову. Огромные темные глазищи прожгли на­сквозь, и он зажмурился, поймал еегубы и долго не мог оторваться, будто все тело свело судорогой. А потом, словноопомнившись, шагнул вперед, заставляя Алису пятиться, вы­брался из зала и, неоглядываясь, пошел вниз, в подвал, откуда звучали голоса одноклассни­ков.

Теперь он всевремя встречал удивленный взгляд ее невероятно огромных глаз. В Алиске былочто-то восточное — черные волосы, узкое лицо, нос с горбинкой, темные глаза. Еевзгля­ды сжигали. Так и хотелось прижать ее к себе и высосать все колотящиеся вней чувства.

Алиска былагордой, но Игорь как-то ухит­рился мгновенно сломать все ее заслоны. Он ужепару раз затаскивал ее к себе домой, где сразу же сдергивал легкую кофточку,чтобы коснуться колдовской мягкости ее грудей. Она была живой и податливой вего руках, и в ка­кой-то момент он переставал быть Игорем Лавреневым, умным ирассудительным маль­чиком, каким все его считали. Было бы время пугаться илиудивляться, он бы сделал и то, и другое. Но Игорь искренне наслаждался этимимоментами сумасшествия, когда он уже был не он, когда прорывалось изнутричто-то живот­ное. И виной всему была она — Алиса. Где-то в ее теле сиделасобранная пружина, и казалось, достаточно добраться до потайного рычага, что­быдва разумных человека исчезли...

Ряд у стены сталвозвращаться, демонстративно потряхивая исколотыми пальцами. Кораблев, сделавиз куртки перевязь, притворно хромал.

 — Тоже мне,бойцы, — покачала головой    Нелли Олеговна, стекла ее очков переливались   цветами недовольства. — У них пять грамм   крови взяли, они уже разохались. Чтобудете делать в армии, вояки!

— Будем сдавать подесять грамм, — фило­софски изрек Пращицкий. — Ну а теперь нам можно набаррикады?

— Иди уже отсюда!— Физичка ткнула руч­кой в сторону двери.