— Игорек, — выплылаиз своей комнаты мать, — я винегрет сделала, проходи на кухню. - В комнатепоем, — буркнул Лавренев, поддевая правой ногой тапочек. Он перевер­нулся иникак не желал вставать нормально. В результате был заброшен под вешалку.

Есть не хотелось.Игорь поковырял бугорок салата, выкатил на край тарелки горошину. По телевизорупоказывали ерунду.

Он прошел вкомнату. Каким-то эхом в го­лове отдалось — уроки, написать реферат для курсов,глянуть, что там по истории. Но голова уже наливалась тяжестью лени. Все равнони­чего не получится. Только промается лишние пару часов. Как был — в джинсах ирубашке — завалился на диван, не стал его разбирать. Ду­мал, подремлет, потомсядет за уроки.

Из холодноголипкого сна его выдернули уже слышанные им днем слова: «Ты должен

извиниться!»

Открыл глаза,долгую секунду с непонима­нием смотрел в темный потолок. Шторы не за­крыты, покомнате гуляет желтый отсвет улич­ных фонарей.

Душно, что ли?

Он выпрямилзатекшие ноги, потянулся. Стояло какое-то глухое, беззвучное время но­чи, то лидва, то ли три. Он постучал пальцами   левой руки по столу, медленно приходя всебя. Напомнила о себе боль в пальце.

Он разобрал диван,покидал на него одеяло,простыню. Какой-то шорох заставил похоло деть затылок.Оглянулся.  «В моей смерти...» — вспомнилась некстати записка.

        — Вотчерт! — пробормотал в голос, чтобы  прогнать странное наваждение. Пошел в ван­ную.Думал было поваляться в горячей воде, но было лень мыть ванну, ждать, когда онанапол­нится. Он провел рукой по белому фаянсовому покатому боку ванной, всталперед раковиной. Умоется, почистит зубы — и спать. В крайнем случае, можно парураз пропустить школу, чтобы Ганина не маячила перед глазами. Неве­лика потеря.Все равно нужные предметы он учит по курсу института.

Поднял глаза к зеркалу.В первую секунду не увидел ничего необычного. Алиска любила вставать у него заспиной, заглядывая через плечо. И сейчас она стояла там, улыбаласьстранно-застывшей улыбкой, глаза остановив­шиеся.

«Откуда?»Обернулся. От неожиданности чуть не упал на мокром полу. Капли брызнули назеркало, и в них отразился красный кафель стен.

Никого, конечно,не было. - Спать, спать, спать, — под нос пробор­мотал Игорь, понимая, чтонакручивает себя. Не такой он ожидал встречи. Обвинений, упреков — да. Тогда бына его сторону встали все парни, можно было бы еще поиздеваться.  тут — тишина.Словно и не было ничего.

Босыми ногамипрошлепал на кухню, вы­пил воды, вернулся в комнату, забрался в кро­вать. Опятьне к месту в голову полезли мысли, что с Алиской они на этой кровати не раз ле­жали.И простыня была эта самая. Коричне­вая. Обнаженная Алиска на ней особенно эф­фектносмотрелась.

- Ты долженизвиниться! — четко прозву­чал голос, и Игорь вскочил.

За шторой кто-тобыл. Он осторожно под­нял руку.

Алиса была в тойже одежде, что и в шко­ле -- черные джинсы, черная кофта, волосы закрываютлицо. Сидит на узеньком подокон­нике со стороны улицы. Там и удержаться-то неза что!

- Как ты туда? —Игорь ахнул, делая ма­шинальный шаг вперед. И встретился с ледя­ным взглядоммертвых глаз.

Отшатнулся,задевая ногой стул, неудачно упал на край застеленного дивана.

Ганина не отводилаглаз. Все так же смот­рела остановившимся взглядом змеи. Рот чуть приоткрыт,словно зубы не помещаются под губами. Желтый свет фонарей гладил ее ров­нуюбледную кожу.

- Ты ведь живая!-  вскрикнул Игорь. -Я видел!

- Знаешь, как уСент-Экзюпери? — шелестел ее голос, но он не был уверен, что губы

шевелились. — Ты вответе за тех...        «...кого приручил!» — машинально закончил он эту уже взубах навязшую фразу.

— Знаешь... — чутьсклонила она голову,     словно разглядывала сидящего на диване пар-

ня. — А теперьизвинись. Я не могла жить без тебя. Ты меня приручил.

  — Да пошла ты! —выпалил Игорь, чувствуя ярость бессилия. Он был уверен, что спит, что перед нимразворачивается кошмар — недаром Ганина колдовала в закутке с Синявиной. Этокакие-нибудь очередные девичьи шуточки. Ду­хов вызывали, ненормальные. -Значит, ты готов на жертвы!

Алиса легкоспрыгнула с подоконника в комнату.

Как она тамдержалась? Подоконник узкий, покатый.

Так и не смогпонять. — Она шагнула нале­во. Там гостиная. А еще дальше — комната ма­тери!

Не помня себя,Игорь сорвался с места. - Стой!    - зашипел, замерев на пороге спальни. Толькобы мать не проснулась! Ее же кондратий хватит.

Побежал обратно.Алиса снова сидела на подоконнике. Смотрела внимательно, словно первый развидела.

— Как ты... — надобыло молчать, но не удержался, — туда залезла?

Ее верхняя губадернулась, и внутри у Иго­ря что-то оборвалось.

Алиса поднялась,качнувшись на неверном уступе.

— Пустишь? — Еесильно повело в сторо­ну. — А то упаду!

Лавренев бросилсяк окну, дернул створку. Но перед ним уже никого не было. Только по спине опятьпробежали мурашки холода.

- Сначала былобольно, а теперь ничего. — Она стояла у кровати, смотрела, склонив голову.

- Что ты с собойсделала? — Игорю было страшно, и этот страх парализовал, выключив способностьбежать, сопротивляться.

- Ты сделал. —Голос был без эмоций. Ни обвинения, ни упрека. Просто слова. — Я хоте­лаумереть. Но чтобы и тебе было больно. И так стало. Раньше, — она скользнулаближе, обдав его неприятным холодом и тяжеловатым запахом с примесью чего-топохожего на гарь от свечи, — когда молодые люди бросали деву­шек и те с горябросались в речки, то станови­лись русалками. Или ведьмами.

Она улыбнулась.При этом лицо ее странно вытянулось, обнажая выдающуюся вперед сильную челюстьс белоснежными зубами.

- Я думала, чтобуду приходить к тебе во снах, являться в минуты задумчивости. Все бы так ибыло. — Она пошла вокруг него, ведя пальцем по плечу, спине, другому плечу,груди и снова плечу. Два круга, а перед глазами уже все плыло. — В больнице неоткачали. Слишком много прошло времени. А потом кто-то дал выпить крови. Помнютолько руку. И мир стал другим.

- Так, значит,сегодня... — Ноги не удержали, и он упал на диван.

- Я искала твоюкровь. У нее обворожительный вкус. В поликлинике было то же самое. Я ееотличила сразу. А потом подумала:    зачем убивать? — Она склонилась, волосычер­ным покрывалом свесились перед ним. — Ко­гда можно всегда этимпользоваться.

Средний палец налевой руке стрельнул старой болью, и она потянула его руку к себе, подушечкикоснулись ледяные губы. Тут же за­хотелось взвыть, потому что палец заломило отуходящей из него крови. Алиса облизала губы.