Жаба пищала в ужасе и пятилась. Просто вся обрыдалась.Голосок был плачущий, а выпученные глаза чуть не лопались. Мрак зарычал, чтобыкончала прикидываться: она ж уже привыкла, знает, что это же он, прежний Мрак,бояться не надо, какая ей, дуре, разница, а в волчьей личине он тот же самый,даже лучше, ибо для жабы нет зверя гаже и подлее человека, каждый норовит пнутьили бросить камнем.

Но вредная Хрюндя от страшного рыка изобразила совсем ужпанический страх и бросилась в угол пещеры, пытаясь втиснуться в крохотнующелку. Он грянулся оземь и не успел подняться, как на него обрушилось егозелёное бородавчатое сокровище. Теперь она верещала от счастья так, что звенелов ушах, не давала встать, всего истоптала, испихала, облизала. Мрак не успевалуворачиваться от её длинного языка и толстых лапок.

Наконец он все-таки уселся, ухватил Хрюндю за загривок, нотолстая шкирка выскользнула из пальцев, жаба шлёпнулась к нему на колени. Мракпопытался грозно взглянуть на неё, но встретил невинный обожающий взгляд изастонал в отчаянии:

— Ну что на тебя нашло, дура? Я ведь уже столько разпри тебе перекидывался, и ничего. Ну, что ты затеяла? Смотри, вот это тоже я.

Рухнул опять на пол, ушибся, вставать не стал — лапы ужедрожат. Хрюндя уселась поудобнее, распахнула пасть и завопила, что боится,боится, БОИТСЯ этого страшного чудища, которое появилось вместо её любимогородителя, что вот она прячется в угол, глазки закрывает, лапкамиотмахивается... Ну, пожалуйста, пусть он больше не превращается, ей жестрашно!!!

Мрак снова бросился на пол, ругаясь сначала по-волчьи, апотом и по-человечьи — всё болит, локоть расшиб, шкура чешется.

— Ну, хоть теперь поняла?

Хрюндя тут же, без раздумий, с визгом прыгнула к нему,преодолев в гигантском прыжке половину пещеры, попробовала от избытка чуйствобнять его за шею всеми четырьмя лапами сразу, да ещё и всего зацеловала.

— Вот ведь дурёха, — выдавил Мрак созлостью. — Мало мне было одного дурня. Таргитай хоть пел.

Жаба сразу задрала морду и выдала на редкость громкую инемелодичную руладу. Мрак отшатнулся, попытался сбросить квакёныша, но Хрюндяуцепилась всеми четырьмя.

— Да, — сказал Мрак, — точно, второйТаргитай... Эй, прекрати!

Он оглянулся: у выхода толстая шкура, даже человек из Лесане будет лежать на голом граните, когда такое рядом, подтащил к себе, улёгся ипопытался сосредоточиться, пока счастливая Хрюндя с песнями топала по немувзад-вперёд так, что в глазах темнело.

— Глупая ты, глупая, — прошептал он. — Хорошоещё, что любят не за мудрость, а то бы...

Что я делаю, мелькнуло в голове. Тут произошло такое, такоеневероятное, надо забиться в пещеру поглубже, осмыслить, а то и вовсе остатьсятут на всю жизнь, ибо его жизнь теперь стала бесценной. Это другим рождаться,жить, стареть и умирать, но он, после того, как стёр по незнанию в Книге Бытиясвою кончину, теперь может жить вечно. Почти как боги, только боги бессмертные,а он, увы, смертен. В том смысле, что убить его так же просто, как и раньше. Ноесли не дать себя убить...

Он зябко повёл плечами. Он увидит, как рождаются племена,превращаются в могучие народы, стареют и гибнут, на смену приходят новые, какна месте болот вырастают леса, потом там появляются степи, а затем и вовсе всезасыпает жарким песком... А где-то горы рассыпаются в щебень, где-то высыхаютморя... Он все это увидит, если не даст себя убить. А чтобы не убили, надонайти уединённое место в горах, затаиться и просто жить...

Мысли были суматошные, горячечные, настолько не похожие наего прежние мысли, всегда прямые, суровые и честные, как удар его огромнойсекиры, что он сам смутно удивился, забеспокоился. Мало того, что последнееприключение едва не размазало его по жизни, как мокрый след от улитки...Подумать только: дрался с чудищами, магами, даже богами — а больше всегострадать пришлось во дворце Куявы, где никаких особых врагов, а была лишьзолотоволосая тцаревна Светлана. Уже тогда он ощутил, что стал совсем другимМраком, совсем не тем, кто повергал чудовищ, бил магов и даже у самого Рода изклюва выдрал Перо...

И вот сейчас он — уже третий Мрак: трусливый, трепещущий,внезапно осознавший сверхценность своей жизни, которая, оказывается, можетдлиться вечно.

Что я делаю, сказал он себе с досадой. Надо сесть ипомыслить о бренности жизни вообще и о его чудо-жизни, прикинуть, как ею лучшераспорядиться и как сберечь... Это раньше можно было не беречь, всё равно скоросмерть, так уж лучше красивая гибель, чем угасание, когда не в силах встать сложа, а теперь он может жить, жить и жить... а вместо мудрого планированиядальнейшей жизни он пытается образумить упрямую Хрюндю, которой втемяшилось вдурную башку, что ей не нравятся его превращения и если она как следуетпоплачет, что ей страшно, то он сжалится над бедной зверушкой с перепоночками ибородавочками, которая всё-всё понимает, но пусть будет всегда её хорошийпапочка, а не страшное чудище, которое появляется вместо него.

* * *

Желудок начал взрыкивать, как голодный пёс. Надо бызашвырнуть в него какую-нибудь ерундишку вроде куска мяса, пусть дажезажаренного с кровью, а потом залить это непотребство вином, чтобы уже безспешки наброситься с ножом на печёного кабанчика, что как издевательство надлюдскими чувствами истекает соком... прямо как перед глазами!.. посреди столана блюде, где по бокам поместились ещё и жаренные в собственном сокуперепелки...

Он шумно сглотнул слюну. В животе громко заквакало. Жабаприподняла голову и нерешительно квакнула в ответ.

— Это не тебе, глупенькая, — объяснил Мрак. —Это мне... Не понимаю, как они мёдом и акридами?

Она с готовностью прыгнула ему на руки, он сделал несколькошагов к выходу, и утреннее солнце ослепило привыкшие к полумраку пещеры глаза.Жаба заворочалась, недовольно заворчала. Мрак позволил ей выкарабкаться, онавзобралась на плечо и там уселась, толстая и насупленная, оглядывая мирнеподвижными глазами.

Он забросил за плечо лук и тулу со стрелами, пошёл вниз потропке. Гора сразу осталась за спиной, по сторонам побежали кусты, серые отпыли, но дальше, на продуваемом месте — зелень как зелень, воздух свежий, земляиз каменистой перешла в хороший добротный подзол, вслед за кустами сталипопадаться деревья, одинокие и группками, дважды он пересёк небольшие рощи.

Жаба начала дремать, раскачивалась. Её когтистые лапы цепкохватались за шкуру на плече, но всё же свалилась, он едва успел подхватить налету. Сунул в мешок, она даже не колыхнулась, только сразу согнулась калачикомна дне. Мрак закинул мешок за плечо и ускорил шаг.

Солнце поднялось над деревьями, но воздух всё ещё оставалсячист, свеж. Потянуло близостью воды. Впереди слишком роскошные деревья, заросликустарника, листья сытые, что значит корни тянут воду прямо из реки...