сегодня со всеми? — сказал испуганный бледный водитель. — Тьфу-тьфу, распоясались однако. Ты живой там?

Эр лишь слегка ударился головой. Дорога была пуста. Он открыл дверцу и застыл. Задувал прохладный ветерок. Он увидел, как фигуру таксиста съела тьма, и после оттуда послышался вскрик.

— Ай!.. Черт возьми, грузовик-то с моста в реку плюхнулся. Надо вызывать спасателей! — несся из мрака отчаянный голос.

Послышались шлепки ботинок по лужам, — таксист, натянув на голову кофту, вынырнул из тумана.

— Полезай внутрь, промокнешь. Я тебе сейчас вызову другое такси. Кто знал, что такое приключиться, а? Что же за напасть приключилась… Лучше, конечно, дождаться скорой, может ты себе чего повредил.

Эр упал на сидение и поднял кверху мутные, потухшие глаза.

— Не нужна она мне.

— Как знаешь.

Наступило молчание, прерываемое воем набегающего ветра.

— А сами-то верите? — бесцветным, упавшим голосом спросил Эр.

— В бога-то? Нет, не верю. Сказки все это. Инстинкт у человека такой, что будто верить нужно. Какой народ не возьми, у каждого религия хоть какая-то, но будет. Чем не инстинкт? Всем же управляют чувства, что ни сделай, все сводится к желаниям, эмоциям. Разумом до божественного не дойти. Вот как можно любить рационально кого-то, без чувств? Никак. А любить-то хочется. Ну, я тогда и говорю, мол ладно, пускай, отдаю власть неясным мне механизмам, пусть ведут меня туда, куда им захочется. А иначе жизнь будет скукой несусветной, согласен?

Эр методично растирал виски. Но если нет бога, то кем он — как рядовым человеком, — является по-настоящему? Значит и его настоящего никогда не было. Значит есть только проекции Эра, нанизанные на одинокие жердочки, которые тоже являются плодом беспечных, ничего не значащих галлюцинаций. Объекты пропали, стерлись, между ними остались одни лишь отношения, воздействия. Но отношения нельзя построить, имея в распоряжении только бездонные пустоты.

Его мысли прервал далекий рокот.

— Вот и скорая объявилась, — сказал обрадовавшись таксист.

Вертолет, мотая лопастями, спускался вниз и вскоре сел неподалеку от них. Из него выбежал одинокий мужчина в белом комбинезоне. Дождь на время прекратился, на небе блеснул половинчатый диск луны.

— Есть пострадавшие? — крикнул он нам издалека.

— Да, вон там один, в воде барахтается, — ответил зычным криком таксист, указывая пальцев куда-то вниз. — Грузовик в воду свалился.

— Как в воду? Как это свалился? — спохватился врач.

Он подбежал к перилам и согнулся пополам.

— А ну, туда давайте! Включайте свет. Живее! И лестницу, лестницу спускайте, — командовал он группой, находившейся в вертолете по рации. — Нет, лучше лодку кидайте! Вот он, вижу его. Сейчас, подождите там, мы идем!

Врач вылупился на плескавшуюся в воде фигурку, плывущей к шершавому, высокому берегу.

— Ох, что за жизнь, — сказал вздыхая таксист.

Легкий ветерок, рябью бегущий по реке, налетел на щеки Эра.

— Давай, сынок, просыпайся. Ты долго был не там, где нужно.

— Вы о чем? — оцепенело проговорил Эр, вяло двигая языком.

— А ты не обратил внимание на то, почему такие странные вещи здесь происходят? — проникновенно спросил таксист. — Фантазия это все твоя. Забыл как подключился к аппарату? Ну, вспоминай теперь. Ух, какой ветерок приятный задувает. Прямо как настоящий.

Эр готов был поверить теперь всему, что ему скажут.

— И как отсюда мне выбраться?

— А ты готов уже, как считаешь?

— То есть я сейчас в кабинете у терапевта?

— Верно, — простодушно ответил таксист.

— Я не должен просыпаться или уже пора?.. Они же как-то сами должны меня выудить отсюда?.. — неуверенно сказал Эр.

— Нет, не так работает. Тут только как ты посчитаешь: нужно тебе это или нет? Не помнишь то место, где проснешься?

— Совсем не помню.

— То-то. По секрету, никто не помнит. Это я так спросил, вдруг бы припомнил. Я бы удивился даже. К тому же ты проснешься, и даже про это забудешь, — будешь считать, что и не говорили мы вовсе с тобой. Моя работа — задать тебе следующий вопрос, отдать его в распоряжение твоего сознания: хочется ли тебе меняться?

— Даже не знаю… А что во мне было не так? — спросил Эр.

— Сложно сказать, там целая теория разработана, не мне ее тебе рассказывать. В общем, решай, — сказал таксист.

Эр вышел из машины. Мысли роились в его голове, как пчелы у переполненных сот. Все равно все никак не могло встать на свои места. Вопросов было больше, чем ответов. Он так и не понимал, где сейчас находился, не знал кто он есть на самом деле. И существовал ли этот настоящий Эр?

Трепетное, теплое чувство зажглось в его груди. Он отошел подальше, беря разбег. Другого шанса не будет.

— А вы и есть тот самый агент? — поинтересовался Эр напоследок.

— Ну, это они зря так тебе сказали. Я скорее проводник. Агент — плохое слово, будто я на кого-то работаю. А это неправда, — таксист улыбнулся.

Эр побежал к краю моста.

— Эй, парень, ты что задумал? — успел выкрикнуть врач. — Кто-нибудь, остановите его, он псих. Господи… — в отчаянии произнес врач скорой помощи с рацией у самого рта.

Эр прыгнул в воду, подобрав под себя ноги. Он падал в огромное светлое пятно, окруженное черной водой, в котором барахтался водитель грузовика. Нырнул, во все стороны побежали волны. Эр поплыл вглубь. Может, это был тот самый шанс проснуться, все понять, во всем разобраться. Он не знал, следовало ли ему плыть дальше, нужно ли было топить себя до конца, или пора было уже вынырнуть обратно в надежде, что все измениться, что все вернется на свои прежние места? И стоит ли возвращаться? Где же он окажется? Попадет в еще один кукольный мир, наполненный ничего не значащими чувствами. Человек — кукла по определению, кукла уже из-за того, что родился на свет. Нужно перетасовать все карты вновь, объявив этим начало новой партии.

Теперь же Эр плыл вверх, разгребал толщи плотной, темной воды. Что-то толкало его вверх. Он взглянул себе под ноги: снизу шел свет, обжигая ему стопы. Теперь Эр плыл внутри большого яркого луча. И все таки он вынырнул из глубины — вынырнул совсем другим человеком. Вынырнул вопреки, очухался в абсурде жизни. Назло всему вновь вернулся в кукольный мир, чтобы осознавать, чтобы наконец увидеть ограничения, суметь наконец их принять. Может, именно поэтому он уже никогда не сможет быть куклой?