Парашют развернулся, завершая круг, и опять полетел к далекой горе.

—- Что упало, то пропало, — назидательно за­метила Лина. Папа иногда разговаривал таким то­ном, потому что привык читать лекции студен­там. — Порхай и радуйся жизни. Километров пятнадцать-двадцать до горы мы сейчас пролетим. Это день пути. Хотя можем вернуться и убить день на поиски, итого потеряем два дня. Если рюкзак и найдется, за два дня мы съедим все консервы и приплетемся туда же, куда сейчас прилетим.

— Какая ты умная! — сказал Блинков-млад­

ший.

Руки у Лины были заняты парашютом, и она куснула его за ухо.

Тайга внизу редела. Березы стали ниже, а тем­ные островки хвойных не попадались совсем. Впе­реди блестели черные лужицы болот. Их было мно­го, как будто по земле прошло стадо исполинских ящеров, оставив глубокие следы.

— Утонем, — забеспокоился Блинков-млад­ший.

Лина промолчала. «Может, у них жабры?» — подумал он о зеленоглазых. Растерянность про­шла, и лучший сыщик из всех девятиклассников вновь приступил к расследованию.

Что ж, — веско сказал он, — вы своего доби­лись!

Чего?

Сама знаешь!

Инопланетянка завозилась у него за спиной.

Ты что?! — испугался Митька. — Сейчас как отстегнет лямки — и прощайте, Дмитрий Олего­вич. Как говорится, он слишком много знал!

Пытаюсь лететь быстрее. Теоретически у это­го парашюта горизонтальная скорость до ста пяти­десяти километров в час. Хотя вдвоем... не знаю, — призналась Лина, — может, это и не особенно вли­яет, что мы вдвоем.

А тормозить как будем? — спросил Блинков-младший.

Как все, так и мы. Не вибрируй, затормо­зим. — В голосе инопланетянки слышалась неуве­ренность.

А земля приближалась. На высоте скорость не ощущалась, лес внизу скорее плыл, чем мчался. Но чем ниже, тем быстрее проносились черные зер­кала болот. Промелькнули заросли кривых, как будто завязанных в узлы, карликовых березок. Местность шла на подъем, березки становились прямее и выше. Далеко впереди темнели хвойные. Блинков-младший понял, что это уже подножие горы, над которой спрыгнул одинокий парашю­тист.

Хвойные не особенно любят влагу, значит, там сухо и можно развести огонь на ночь... Можно бы­ло бы, если бы Дмитрий Олегович Блинков-млад­ший не упустил рюкзак! За последние минуты про­изошло столько всего, что пожалеть о рюкзаке бы­ло некогда, а сейчас он пожалел. Сейчас понял, почему папа сунул ему второпях именно свой рюк­зак. Там же в карманах куча всякой всячины, ко­торая никогда не вынимается: одноразовые зажи­галки, компас, аптечка, проволочная пилка, кото­рую можно натянуть на ветку, изогнув ее луком...

— Что там, за горой? — опять спросил Блин­ков-младший.

Не знаю. Если это Шахрома, тогда там все.

Все, что нужно для счастья.

Например?

Речка, на которую можно посадить самолет.

Люди. И ваша экспедиция где-то там. Шахрома —уже Тунгусский заповедник. Только я ни разу не видела Шахрому с этой стороны. Может, и путаю.

Похожих гор в тайге хватает... А теперь помол­чи! — изменившимся голосом отрезала Лина. Как будто Митька болтал.

Кроны берез под ногами неслись с ужасающей скоростью, сливаясь в одну зеленую ленту. А впе­реди стеной стояли лиственницы — теперь уже можно было разглядеть, что именно лиственницы. Вот так вмажешься в ствол на ста пятидесяти ки­лометрах...

— Сказать по правде, я еще не умею тормо­зить, — призналась инопланетянка.

Сердце, желудок и все остальные внут­ренности рухнули в пятки. Парашют взлетел вверх (ничего себе!), и зеленая лента сразу разбилась на отдельные деревья. Ага, Лина как-то сумела затормозить. Если считать по-нарашютному, то земля была совсем близко, мет­рах в двадцати. Но если хряпнуться с двадцати метров... На мгновение парашют завис. У него не стало никакой скорости, ни вертикальной, ни го­ризонтальной. Блинков-младший поднял голову и успел ужаснуться: крыло сдулось и опало, как тряп­ка. А они с Линой, показалось, неподвижно висели в воздухе. Может, инопланетянка умеет лета... И тут они хряпнулись!

Березовые ветки прыгнули в лицо, все вокруг трещало и ломалось, острый сучок пропорол Мить­ке щеку, земля с торчащими узлами корней надви­нулась... Но парашютные лямки вздернули его вверх.

Стало так тихо, что Митька расслышал шорох опадающих листьев. Он висел метрах в двух над землей. Из разодранной щеки на рукав папиной куртки бежала кровь. Шрамы украшают мужчину.

— Приехали, — не без удивления сказала Лина.

Блинков-младший с подсказками Лины рас­стегнул пряжки и вывалился на землю. Ноги под­кашивались. Он отполз к березе и сёл спиной к стволу.

Опа! — Зеленоглазая с натянутой улыбкой соскочила на землю. Ее шатнуло, и она уселась ря­дом с Митькой.

Ты первый раз прыгала? — угадал он.

С крылом первый... А если совсем честно, то я и с круглым парашютом прыгала только танде­мом с Пашкой.

«Расслабилась», — подумал сыщик и опять сказал:

Ну что ж, вы своего добились!

Что за дебильные намеки! — взвилась зеле­ноглазая. — Что ты вообще себе вообразил?! Иду в туалет — он стоит в коридоре, смотрит. Иду обрат­но — сидит в купе, опять смотрит! Ты что, озабо­ченный? Считаешь, сколько раз девушки пописают?!

Сыщик не смутился. Удалось вывести подозре­ваемую из себя — уже полдела сделано.

— «На перевале я разбил второй свой сухопут­ный лагерь»... — произнес он первую строчку сти­хотворения-пароля. — Я обо всем догадался!

Лина сидела с ним плечом к плечу. Повернув голову, Митька в упор посмотрел в зеленые глаза,

Сказать по правде, я еще не умею тормозить, — призналась инопланетянка, вернее, в один глаз — что видел, в то и посмотрел. Глаз выглядел смущенным.

Ну и что! — без прежнего напора сказала Лина. — Конечно, это не я написала, а Леонид Алек­сеевич. А я только читала как бы от себя.

Какой Леонид Алексеевич?

Кулик. Он здесь как бог. Посреди Ванавары торчит железяка — говорят, бур, забытый Кули­ком году этак в тыща девятьсот тридцатом. И ник­то его с тех пор не выдернул. А стихи про центр па­денья только чайники не знают. Они есть в книж­ках про Тунгусский метеорит. И в музее висят в рамочке.

Версия лучшего сыщика из всех девятикласс­ников зашаталась, роняя елочные игрушки улик.

Ладно, а почему ты нам не сказала, что ле­тишь в Ванавару?

Да потому что не знала, куда от тебя девать­ся! Терпеть не могу таких приставучих. Ну, поси­дели, поговорили, а потом зачем ты за мной хвос­том ходил?

Я не ходил, — сказал Блинков-младший.