Последнее оказалось не просто сложным – невыполнимым! Старухагневалась часто и делала это со вкусом, от души. Юлька была для нее чем-тосредним между прислугой и тараканом, то есть существом, с одной стороны,полезным, с другой – безмерно раздражающим, от которого следует немедленноизбавиться, потому что оно разносит заразу и оскорбляет взгляд. Определить,когда Конецкая проявит снисхождение, а когда схватится за тапочку, былоневозможно.

Хваталась за тапочку Марта Рудольфовна, разумеется, лишьфигурально и предпочитала сохранять лицо бесстрастным. Пусть тривиальные людиизгибают губы, морщат нос, зыркают глазами – вот, дескать, на что я способен!Марта Рудольфовна все свои эмоции при желании могла передать легкимишевелениями бровей – так, что все остальное лицо оставалось неподвижным. А еслиеще точнее, то и обе брови ей были ни к чему, обеими она выражала сильныечувства, а для разговора с Юлькой хватало одной левой. На два миллиметравздернутая бровь означала, что сейчас начнется разнос. Изогнутая – что пораотступать, забыв про достоинство. Резко поднятая – что отступать уже поздно.

Но понемногу Юлька приспособилась, научилась темпремудростям, которые просто необходимо знать, если живешь с ведьмой. Сливатьсясо стенами, выучить пару нехитрых приемов, разворачивающих уши по ветру ипозволяющих обостренным слухом уловить шаги за входной дверью, уменьшаться впять раз до размеров кошки… Правда, уменьшаться как следует пока не получалось,и кошка из Юльки выходила неуклюжая, толстозадая, нелепо торчащая из-за техукрытий, за которыми она пыталась спрятаться. Извлекали ее оттуда забеззащитный хвост, брезгливо рассматривали и отправляли в чулан недрогнувшейстарческой рукой, на которой поблескивали и дразнились красные рубины –Конецкая была большая любительница драгоценностей.

Юлька боялась своей хозяйки до дрожи. По утрам, вставая сузкого диванчика и торопливо заправляя его, она представляла, что сегодня будетдержать себя с достоинством и Марта Рудольфовна устыдится и отступится от нее.Но едва заслышав хриплый старухин голос, забывала о своих намерениях, вжималаголову в плечи, бледнела и краснела, выслушивая обращенные к ней язвительныезамечания, и, дрожа коленками, спасалась от ведьмы в туалете, пытаясьспрятаться за унитазом, якобы оттирая воображаемое пятно.

Поначалу все замечания старухи касались лишь Юлькинойдеятельности, а также ее досуга (такового у Юльки не выдалось за все времяработы ни разу, но ей он был и без надобности). Однако пару недель спустя послепоявления девушки в обращении Конецкой с ней произошли некоторые изменения…

В тот вечер разговор двух пожилых дам вертелся вокруг диет иправильного питания. Под увещевания Валентины Захаровны – она настаивала натом, что в их возрасте полезна растительная пища, и даже рыбу стоит есть сбольшой осторожностью, дабы не навредить организму, – Марта обжаривала насильном огне бифштексы: она всегда готовила сама маленькими порциями, которыххватало лишь на один прием. Розовые куски уже шипели на сковородке, когдаКонецкая прищелкнула пальцами и обернулась к Юльке, оттиравшей с ковра пятно отпролитого вина.

– Голубушка, базилик! Я совершенно забыла про базилик.Быстренько сбегай в магазин, принеси три пучка.

– Марта! – возмутилась Мурашова, сочувственноглядя на Юльку сквозь толстые стекла очков. – Куда ты гонишь девочку?!Посмотри, какая темень, – нельзя отправлять молодую девушку на улицу однув такое время!

– Эта улица восемьдесят лет какэлектрифицирована, – равнодушно заметила старуха. – Три пучка, ипроследи, чтобы не подсунули вялых.

– Но это опасно! К ней пристанут!

– Ко мне не пристанут, – буркнула Юлька,поднимаясь с ковра, и добавила – просто так, без всякой задней мысли: – Ко мненикогда не пристают.

– Это отчего же? – Конецкая обернулась к ней,сощурилась.

– Ну… – Юлька даже растерялась под еевзглядом. – Вы же видите, какая я…

– Какая?

«Черт бы тебя взял, – злобно подумала Юлька. – Всеты прекрасно видишь, только ищешь повод, чтобы лишний раз поиздеваться».

– Уродина, вот какая! – брякнула она, исподлобьяглядя на Марту Рудольфовну. Хотела уже развернуться, чтобы уйти, но нерешилась: взгляд Конецкой держал ее на месте, не отпускал. – Три пучкабазилика, – вслух повторила Юлька, делая вид, что ничего особенногосказано не было, и мысленно ругая себя за оплошность: знала ведь, знала, чтостаруха придирается к любой не по делу брошенной фразе. А вдруг, не дай бог,Марта Рудольфовна решит, что ее домработница вела себя непозволительно? Ивыставит ее на улицу? Тогда – прощай весь тщательно продуманный план, и всеполетит к черту. «Стерва. Ненавижу!»

– Юленька, отчего вы так говорите! – запротестовалаМурашова, качая седой головой. – Это неправда! Главная красота – вмолодости!

– Чушь собачья, – откликнулась Марта Рудольфовна,по-прежнему придерживая Юльку взглядом. – Сама по себе молодость ничего недает; достаточно посмотреть на нее, чтобы в этом убедиться.

Пренебрежительный кивок подбородком в ее сторону добилЮльку.

– Значит, три пучка? – сквозь зубы выговорила она,стараясь не глядеть на Кон??цкую: всерьез опасалась, что старуха сможет прочестьв ее глазах слово «мегера», вертевшееся у Юльки в голове.

– А знаешь, что я тебе скажу, голубушка… –продолжала Марта Рудольфовна, игнорируя ее вопрос. – Ты, конечно,считаешь, что тебе не повезло с лицом и фигурой. Однако в действительности тебене повезло лишь с содержимым твоей некрасивой головки. Банально, но это так.При твоих внешних данных вполне можно быть красавицей.

Валентина Захаровна, добрая душа, – и та с сомнениемпосмотрела на подругу. Во взгляде ее явственно читалось: «Марточка, насчеткрасавицы ты погорячилась». И в самом деле – какую красоту можно извлечь изсубтильного мелкого тельца ростом метр шестьдесят и насаженной на него сверху,будто горшок на палку, круглой головы с жидкими серыми волосами того оттенка,который несправедливо называют мышиным, тем самым оскорбляя грызунов.

– Красавицей… – повторила Юлька иусмехнулась. – Ну да, конечно! Где-нибудь в племени мумбу-юмбу…

– Дура, – пожала плечами Конецкая. – Причемленивая. Немного старания, чуточку упорства, грамм-другой мозгов – и сделала быиз себя женщину, а не это недоразумение.

Как ни старалась Юлька сдерживаться, у нее не получилось.Ведьма своими словами в очередной раз задела в ней какие-то струны, которыеотозвались возмущенным аккордом.

– И что же я могу сделать со своим ростом? –противно звенящим голосом осведомилась Юлька. – Или с тем, что у меняфигура, как у мальчишки? И как мои мозги помогут исправить кривые ноги, а? Нускажите же, Марта Рудольфовна!

– Твои мозги – никак, – с ледяным спокойствиемпарировала старуха, делая ударение на слове «твои». – Потому что у тебя ихнет.

– Ох, Марта, раз ты такая умная, вот и дала бы девочкепару советов, – вмешалась Мурашова и тут же добавила, противореча самойсебе: – А вы, Юля, не слушайте ее. Все у вас хорошо!