– Привет, – сказал Ковригин.

Лена поняла, что сейчас и он услышит то, что скажет Ерофеев,и, махнув рукой и изобразив на лице видимость страшной занятости, торопливопошла прочь. Но громкий, торжествующий голос Ерофеева догнал ее в несколькихшагах от двери.

– Исписалась, вот почему! – И повторил по слогам,забивая каждый, как гвоздь, ей в голову: – Ис-пи-са-лась!

Спустившись по лестнице, Лена не пошла в сторонубухгалтерии, а остановилась возле потрескавшегося подоконника и, подумав,вытащила сигарету. Закурила, выпустила дым, растекшийся по стеклу. За окномраспушившиеся синицы оккупировали клен: они скакали по веткам над грязнымимашинами сотрудников редакции, тинькали и тенькали, словно специальноповорачиваясь к Лене так, чтобы она со всех сторон могла рассмотреть ихжелто-синее оперение.

Ей вспомнилось, как шесть лет назад она стояла возле такогоже потрескавшегося «курительного» подоконника в другом доме на другом концеМосквы, смотрела на синиц и не верила своему счастью – подписанному договору наиздание ее книги.

Когда-то Елена Дубровина окончила факультет журналистики истала работать в ежемесячном журнале. Воспитывала ее мать, целеустремленнаяженщина с профессионально острым взглядом. Леночкин отец отчего-то сбежал отОльги Сергеевны, не взяв с собой даже бритвы, и эта бритва долгие годы торчалана полочке в ванной, высовывая из-за тюбиков прямоугольную змеиную головку –напоминала о бывшем владельце. В конце концов при переезде ее выбросили, а снею исчезла и вся память о Дмитрии Дубровине.

Леночка росла с мамой, которую очень любила. Бабушки сдедушками жили далеко, Дмитрий с дочерью не общался, и ей не с кем былосоветоваться и дружить, кроме матери.

Ольга Сергеевна, педагог по призванию, своей работой в школебыла довольна. Уже много лет она преподавала детям русский язык и литературу, ихотя учителя помоложе между собой поговаривали о том, что Дубровина тщетнометит в завучи, со стороны казалось, что Ольга Сергеевна находится на своемместе: образцовая учительница, строгая, но справедливая. Она прикладываланемалые усилия к тому, чтобы знать как можно больше о личной жизни своихучеников, следила за тем, кто в кого влюблен, кто с кем дружит, кто пробиваетсяв неформальные лидеры класса, а кто остается на вторых ролях… Все это ОльгаСергеевна использовала в работе, виртуозно управляя учениками, находя особоеудовольствие в том, чтобы дирижировать «сложными» семиклассниками. «Дети уДубровиной по струнке ходят», – говорили о ней, и это была правда.

Конечно, временами попадались трудные воспитанники, накоторых Ольга Сергеевна могла очень мало влиять. В этом случае она находилаутешение в дочери.

Ольга Сергеевна положила на Лену всю свою жизнь. Оназанималась с ней музыкой и чистописанием, водила ее в кружки и по музеям,отдавала ей все свободное время, растя себе идеальную девочку. Идеальнаядевочка должна была быть любящей, послушной и внимательной к матери. Опасаясьподросткового бунта и зная по своим ученикам, как часто они отказываютродителям даже в толике благодарности, она заранее давила любой всплесквозмущения в дочери. Возможно, с другим ребенком это было бы непросто, но сЛеной Ольге Сергеевне повезло: девочка была больше похожа на своего отца, чемна нее, – тихая, робкая, очень зависимая от чужого мнения. Светленькая, средкими веснушками, часто болевшая – в детском садике ее дразнили немочью.

Даже потерпев очередное педагогическое поражение в частном,глобально Ольга Сергеевна могла торжествовать – ее дочь выросла такой, какойона хотела: послушной, ласковой, обожающей маму и слушавшейся еебеспрекословно.

Лена была наблюдательна, неглупа, много читала и временамипогружалась в состояние, которому сама придумала название «провалы».«Проваливалась» она в себя, точнее, в странный мир только собственных,опережающих друг друга фантазий и видений. Особенным ее увлечением стали историческиероманы: Лена проглатывала их один за другим, и в ранце у нее всегда лежалакнижка, за которую она хваталась, как только выдавалась свободная минута.Другого похожего на нее ребенка в школе могли бы и затравить, но ей повезло содноклассниками – на нее просто махнули рукой и оставили в покое.

Лену справедливо называли рассеянной, удивлялись,посмеивались, а Ольга Сергеевна даже водила девочку к психологу, надеясьполучить волшебные таблетки, которые сделают дочь «такой, как все». Спсихологом юной Лене удивительно повезло, потому что никаких таблеток ее мамене дали, а наоборот – посоветовали оставить ребенка в покое.

Оставленная в покое девочка выросла, продолжая«проваливаться» в свои фантазии, и где застигнет ее очередная яма – в трамваеили на совещании, – предсказать было невозможно. Она часто чувствоваласебя несчастной без всякой причины, много раз представляла, как в одинпрекрасный день сядет и запишет все, что накопилось у нее в голове, иосвободится от этого мусора, от всех людей, по-хозяйски осевших в ее памяти,будто они имели на это право, от десятков историй, невольно подслушанных втроллейбусах и очередях… В журнале она сначала работала внештатнымкорреспондентом, затем пробилась и в штат. Ей нравилась суматошная,непредсказуемая работа, позволяющая накапливать впечатления, которые Ленапо-прежнему называла «мусором», хотя теперь относилась к ним иначе: бережно.

В институте Лена влюбилась – первый раз в жизни. Любовь еебыла во многом надуманная, срисованная с книжных историй, но она оказаласьвзаимной, и в девятнадцать лет счастливая Лена сообщила матери, что хочет житьвместе со своим избранником – тому повезло иметь пусть маленькую, но затособственную комнату в коммуналке. Ольга Сергеевна, поначалу неприятнопораженная этой новостью, быстро взяла себя в руки и пообещала дочери поддержкуи материнское благословение.

Лена переехала к своему Вадиму, начала привыкать к реальнойжизни отдельно от мамы и даже находить удовольствие в свободе, свалившейся нанее так поздно. С гражданским мужем они регулярно ссорились, но все размолвкизаканчивались бурным примирением, и в конце концов Лена и Вадим решилирасписаться, а там, глядишь, и завести детей.

Но тут случилось то, что нарушило планы обоих. У Ольги Сергеевнывнезапно начались жестокие мигрени. Лена видела, что мать всеми силамистарается скрыть от нее свои страдания, и безмерно сочувствовала ей. Она сталаподолгу бывать в старой квартире, помогая матери по дому и просто проводя с нейвремя, – в присутствии дочери Ольга Сергеевна чувствовала себя лучше.Вадим, поначалу стоически выносивший отлучки жены, постепенно накапливалраздражение и вскоре уже не скрывал, что его не устраивает такое положение дел.«Ты живешь на два дома! – упрекал он Лену. – Если твоя мама больна,пускай ложится в больницу и лечится! Пойми, она эксплуатирует тебя!»

Ссоры с ним стали частыми – слишком частыми для пары, жившейвместе всего год. Очередной отъезд Лены домой на майские праздники (они сВадимом договорились провести их на даче у друзей, но Ольга Сергеевна в эти днипочувствовала себя как никогда плохо, и, конечно, о друзьях не могло быть иречи) закончился скандалом, после которого Лена увидела, с какой бездушнойсвиньей она все это время жила. Вадим показался ей собственником, не желающимни с кем делиться любимой игрушкой. Она вернулась к матери, и жизнь их потеклатак же спокойно и тихо, как прежде.