– В смысле… это ты домой, значитца, пришла?

Она снова выплюнула ряску, вонючая темная вода уже подняласьдо ее губ, приходится закидывать лицо.

– Да-да! – крикнула она сердито. – Но я здесьне хочу… дай же наконец руку!.. Или что-нибудь…

Он пробормотал:

– Руку не дам… а то еще укусишь, но вот что-нибудь…чего не жалко, стало быть…

– Да поскорее же!

Он нагнулся, она видела, как напряглись его могучие мышцы,когда ухватился за выпирающий над землей толстый корень. Затрещало, земляначала вздыбливаться, корень полез наверх, обрывая мелкие белесые волоски.

Она из последних сил держалась на поверхности, раскинув рукии упираясь ладонями. Заплечный мешок тащит вниз, но сбросить его нетвозможности. Наконец он взмахнул, как плетью, длинным корнем, гибкое корневищеударило по макушке, заставив погрузиться и хлебнуть от неожиданностиотвратительной жижи. Плача от ненависти к этому чурбану, она поймала липкими отгрязи пальцами и без того скользкий от подземной влаги корень. Олег тут жепотянул на себя, сперва легонько, проверяя крепость, потом сильнее.

Барвинок ощутила, как липкая топь медленно и очень неохотноотпускает ее, всхлипнула в облегчении, однако из-за кустов с шумом и крикамивыметнулись мохнатые фигуры, то ли такие люди, то ли двуногие звери.

Олег сперва отбивался от них одной рукой, не выпускаякорень, но его ударили сзади дубиной по голове, свалили целой толпой, Барвиноквидела, как на него навалились в азарте схватки большой кучей.

Он исчез под горой тел, она в ужасе снова раскинула руки,чувствуя, как погружается опять в эту отвратительную смердящую топь. На полянеусиливался шум, крики, доносились звуки ударов дерева по живой плоти, затемвдруг всех расшвырнуло, словно медведь разбросал набросившихся на него мелкихсобачонок.

Олег поднялся, нападавшие еще были в воздухе, когда он впрыжке ухватил уползающий корень. Барвинок сразу цапнула его обеими руками и вцепиласьбы даже зубами, если бы не страшилась снова зачерпнуть ртом жидкой грязи и такпоползти, черпая ее нижней губой еще и еще, до края ямы, а тот еще так далеко.

Олег дотащил ее почти до берега, но на него сзади бросилисьсразу трое. Он как чувствовал, резко присел, один с криком перелетел через егоголову и едва не обрушился на перепуганную Барвинок, но разбег был слишкомвелик, нападавший перелетел через нее. Болото всколыхнулось, будто в негообрушилось дерево, и нападавший сразу же ушел камнем в глубину под тяжестьюусеянных металлическими вставками кожаных доспехов.

Олег вынужденно выпустил корень, еще двух сбил на землюударами кулаков, третий замахнулся мечом. Барвинок сжалась в ужасе, что кулакипротив меча, волхв молниеносно пригнулся, разбойник с силой вогнал меч в деревонад головой непонятного противника. Олег, не разгибаясь, нанес ему короткийудар в живот. Судя по тому, как глубоко кулак погрузился в тело, Барвинокпоняла, что у того будет сломан и хребет.

– Ты еще там? – спросил он, не оборачиваясь.

Разбойники ползали по тропке, стараясь уползти в кусты. Олегпроводил двух мощными пинками, после которых те сразу же исчезли, только ветвизатрещали и заколыхались, указывая прямую, по которой их унесло.

– Я… тону… – прохрипела она.

– В болоте утонуть невозможно, – сообщил он иповернулся.

Корень он бросил ей, как показалось, с отвратительнойнеспешностью. Барвинок ухватилась скользкими пальцами, сжала, а волхв потащилмедленно, деликатно, за что Барвинок молча поблагодарила, иначе просто выдернулбы из ее слабеющих рук.

Она выползла и осталась лежать вниз лицом, жадно хватаяживительный воздух. Запахи гадостные, смрад, что за мерзости разлагаются в этойяме-ловушке, она чуть не всхлипнула от жалости к себе, такой красивой и такойбеспомощной.

Она чувствовала, как волхв задумчиво осматривает ее, похожуюна сосульку из грязи, укоризненно качает головой.

– Может быть, – раздался над ее головойнерешительный голос, – стоит все-таки помыться? Или теперь женщины, каквеликие отшельники, не обращают внимания на такие досадные мелочи?

Она все еще хватала ртом воздух, слишком обессиленная, чтобыспорить, наконец прохрипела покрытым грязью ртом:

– Помыться? Просто помыться?

– Странная идея, правда? – спросил он.

Злость на этого гада нахлынула и наполнила ее измученноетело хоть какой-то, но силой.

Она привстала и прошептала:

– Ты совсем дурак? Здесь даже ручья нет!

– В ручье не отмыться, – сказал он так, словносделал открытие, до которого она бы не додумалась, – может быть, лучшеозеро?

– Озеро? Где?

Он повел рукой.

– Вон за теми деревьями. Но хватит ли… Сейчас больше быподошло море. Или окиян…

Она не смела мечтать даже о ручье, а тут целое озеро, потомуне ответила на гнусный выпад этого гада, что еще гнуснее потому, что вовсе невыпад, сказано очень серьезно и доброжелательно. Вот уж подлец так подлец. Какможно даже подумать, что она согласилась бы остаться в такой грязи даже длядостижения самой высшей мудрости? Зачем женщине мудрость, да еще такойкрасивой…

Она бежала, мчалась, летела, как ей казалось, на самом делеедва ковыляла, собирая на себя весь мусор по дороге, к ногам приклеились горылистьев, а когда споткнулась и упала, на липкую грязь нацеплялись не толькопридорожные листья и слой пыли, но даже мелкие веточки.

Поднялась она таким страшилищем, что даже не решиласьоглядываться на волхва, тупо двигалась к деревьям, те злорадно отступали, ноона победила, и они остановились, раздвинулись, сразу за ними блеснулавосхитительно чистая вода.

Плача от изнеможения и облегчения, она спустилась по берегу,за спиной услышала доброжелательный голос:

– На глубокое не заходи!

– Да лучше утону, – прошептала она, – далучше…

Мелькнула мысль, что лучше бы в самом деле утопнуть, чемснова ему на глаза. Этот гад видел ее в таком непристойном виде, что простоневозможно, порядочная девушка не должна так выглядеть никогда и ни в какомслучае…

Прохладная вода поднялась до колен, Барвинок торопливо вошладо пояса и сразу же, не оглядываясь на берег, набрала в легкие побольше воздухаи окунулась с головой, а там с остервенением принялась взлохмачивать волосы.Прозрачный мир вокруг нее моментально стал черным. Она передвинулась в сторону,там тоже вода вскоре стала болотистой, и так передвигалась вдоль береганесколько раз, не рискуя заходить глубже, до тех пор пока вокруг ее телаперестало колыхаться мутное облако.

После этого сволокла с себя всю одежду, долго терла ивышкрябывала ногтями забившуюся в мелкие складки грязь, наконец с облегчениемпобросала на берег, там широкие крупные камни, пусть сохнет, а сама свеличайшим наслаждением поплавала еще в спокойной воде.