– Ты прекрасна… гм… как эта… ну, собственно, роза…

– …и так же умна? – закончила она.

Он раздвинул губы в доброжелательной улыбке.

– Нет-нет, что ты! Ты умнее. Правда умнее.

Она спросила ехидно:

– Насколько?

Он подумал, ответил уверенно:

– Вдвое!.. А то и втрое. Вообще ты молодец. И фигура утебя замечательная. Ты бы сняла рубашку, замерзнешь.

– Размечтался! – сказала она победно, вставая напривычный путь, когда ей говорят комплименты, а она может в ответ вставлятьострые шпильки. – На мне быстрее высохнет.

Олег не стал интересоваться, насколько же она горячая, хотядала такой шанс и даже подтолкнула к нему, хорошо бы попался, у нее естьпрекрасный хлесткий ответ, что покажет ее острый и невероятно изобретательныйум, а его повозит рыжей мордой по земле…

Он взял ломоть мяса, осмотрел, быстро сжевал, затем ухватилжареного гуся и с треском разорвал пополам.

– Иногда, – сказал он под хруст костей на крепкихзубах, – все-таки гусь вкуснее… В другое время на гусей смотреть не могу.Как думаешь, почему?

– Знаю, – отрезала она, – на что вы всесмотрите!

– На что? – спросил он.

Она быстро перебрала горсть ответов, ни один не подходит,они для остроумных людей, а этот туп, как пробка, всегда задает самые простыевопросы.

– На горизонт, – выдавила она наконец, – выне замечаете, что у вас под носом, вам нужно туда, вдаль!

Он подумал, кивнул.

– А ты умная. Как-то сообразила. Или кто-то подсказал.Правда, за горизонт можно уходить, и не выходя из комнаты… Мысль скачет быстреелюбого коня.

Она посоветовала:

– Ты ешь, ешь! Не умничай. Эти побитые не вернутся?

Он покачал головой:

– Ни за что.

– Почему? Побил сильно?

– Поняли, что у нас в самом деле ничего нет. Идтисможешь?

Она посмотрела с возмущением.

– А что мне помешает? Разве что запросишься отдохнуть!

Олег шел теперь напрямик, огибая только завалы, даженеглубокие овраги, заросшие высокой травой, проскакивал с разбегу. Барвинокзапыхалась, разогрелась так, что начала светиться, словно железо в горне, ностаралась не слишком отставать, а то этот гад не оглядывается, а ей зазорнопопросить сбавить шаг, чтобы не тешить мужское самолюбие признаками женскойслабости.

На просторной полянке он на ходу закинул руку за голову иловко вытащил лук. Она вертела головой, не понимая, куда собирается стрелять, аон быстро согнул, уперев в землю, и набросил на рог петлю тетивы, затем вродебы неспешным движением, но на самом деле очень быстро вынул из колчана стрелу.

Она все еще не понимала, а он вскинул обе руки кверху, резкоотвел тетиву к уху и отпустил в одно мгновение. Из-за деревьев показалась стаянизко летящих гусей.

Один, последний, дернулся, будто клюнул что-то невидимое,крылья затрепыхались неуверенно, а тело устремилось по дуге вниз. Олег измерилвзглядом расстояние, сделал три шага в сторону, тяжелое тело гуся ударилосьперед ним в землю.

Барвинок ошалело смотрела, как он с самым равнодушным видом,словно такой меткий выстрел не чудо, подхватил добычу и, на ходу привязывая кпоясу, зашагал дальше.

– Хорошо стреляешь, – сказала она, удерживая голосспокойным и даже чуточку язвительным. – А когда стреляешь в воздух, частопромахиваешься?

– Я не стреляю в воздух, – ответил он. – Явообще редко стреляю.

– А сейчас?

– Тебя же кормить надо? – ответил он мирно.

Возмущенная, она гордо вскинула носик и пошла вперед, но,хотя волхв вроде бы идет спокойным, неспешным шагом, она вскоре отстала,запыхалась.

Сквозь редкие деревья корабельных сосен уже видно, как вдалина темнеющий лес медленно опускается красное солнце. Небо стало тоже красным,словно и там некто зажег исполинский костер, скрытый то ли за облаками, то лиза горизонтом.

За его спиной прозвучал капризный голос:

– Ты собираешься идти и ночью?

Он в удивлении оглянулся:

– Ты еще здесь?

Она вскрикнула возмущенно:

– А где же мне еще быть? Среди волков в лесу?

Он буркнул:

– Признавайся, откуда сбежала? И почему?

– Почему сбежала? – вскрикнула она. – Почемуименно сбежала? Ниоткуда я не сбежала!.. А если и сбежала, какое тебе дело?

– Никакого, – буркнул он.

– Так чего тебе еще? – потребовала она.

Он прошел еще довольно долго, пока сообразил, чего онадобивается, покрутил головой по сторонам и проворчал:

– Ладно уж, дотемна не успеем до села. Придетсязаночевать здесь.

Барвинок ожидала, что «здесь» означает здесь, но он шагал ишагал, наконец она не выдержала:

– А почему не останавливаемся? Скоро совсем стемнеет!

– Воды нет, – сообщил он. – А во-о-о-он там,похоже, есть и ключик.

Она вздохнула и заковыляла из последних сил. Олег ушелвперед, к ее прибытию уже обошел вокруг намеченного им для ночлега старогодуба, вернулся с огромной охапкой сухих сучьев. Костер развел тоже удивительнобыстро и умело, она только рот раскрыла в удивлении, когда склонился надсложенными шалашиком веточками и всего пару раз чиркнул огнивом. Искры упали наузкие полоски бересты, вспыхнуло крохотное пламя, впилось в них мелкими желтымизубешками, следом тут же загорелись тонкие веточки.

– Отдыхай, – велел он, – посмотрю, что тут зазвери.

Она вскрикнула испуганно:

– Ты куда? Уже темнеет.

– Костер разгорается, – сказал онуспокаивающе, – никакой зверь не подойдет.

– Много ты знаешь, – огрызнулась она. – Зверитоже бывают разные… наверное. Ты пойдешь собирать яйца по кустам? Или надеешьсяподстрелить добычу? Ты же вон какого гуся подстрелил! А еще у меня в мешке едына три дня. На ужин нам хватит.

– Да? – спросил он. – Ладно, выкладывай.

Она с готовностью вытряхнула все, опустошив мешок, разложилана чистом полотенце хлеб, сыр, мясо, отдельно в платочке завязана драгоценнаясоль.

– Ого, – сказал он одобрительно, – хорошоживешь.

Она удивилась:

– Это хорошо?

– Хорошо, – повторил он. – Даже соль!.. Ихлеб пропечен, и мясо не пережарено. Сразу видно, не ты делала.