дополняли костюм. Покрытые угольной пылью с ног до головы, эти испачканные, измазанные дочери Евы весело смеялись и болтали, показывая свои белые зубки и заразительно веселые черные глаза.

Я заметил стоявшему рядом со мной капитану, что искренно сожалел бы о наших женщинах, если бы им пришлось исполнять такой непосильно тяжелый труд.

«Да, работа безусловно трудная, — согласился он, — но зато она честная. Ведь как легко они могли бы заняться гораздо более дурным делом». Одной из главных причин высокой нравственности, характеризующей вообще японских женщин, является, по моему мнению, это неутомимое трудолюбие. Многие из миссионеров, с которыми мне пришлось встречаться, вполне подтвердили мое наблюдение.

Наш уход был отложен до 4 часов пополудни. Все офицеры были заняты, и я обедал совершенно один. Ловкость, с которой я обращался с палочками, привела в полнейший восторг моего нового вестового, Накаи. Любуясь красивым закатом солнца и огненно-красными облаками, я невольно вспомнил слова старинной песенки: «вечернее красное небо — наслаждение моряка». Затем взошла над холмами чудная луна. Был праздник Бом (луны), соответствующий нашему месяцу жатвы — сентябрю. Народ его празднует пирами и танцами.

Моими новыми товарищами были капитан Ямамуши (отец его принадлежал к свите последнего Сегуна), морской доктор Накамура и еще восемь других офицеров. Меня со всеми с ними познакомили. Начавшийся с заходом солнца ветер и быстро падавший барометр предсказывали приближение тайфуна. Капитан решил укрыться в ближайшей гавани Шисики, хладнокровно заметив, что не желает лишний раз испытывать тайфун, достаточно познакомившись с ними на своем веку.

Мы прибыли в Шисики, сделав переход в 40 миль. Кроме нас в гавани укрывались от непогоды плавучий госпиталь Красного Креста и несколько других судов. К счастью, нас захватил только край циклона. Меня заинтересовал живой груз крейсера, и я счел долгом сделать животным визит. Птицам была дана полная свобода, что конечно лучше и дольше поддерживало их здоровье, чем постоянное сиденье в клетках. Тут же находились и три мертвенного вида тощих свиньи, измученных неоднократными обливаниями морской водой. Около полуночи погода прояснилась. В 4 часа была вызвана наверх команда, и в 5 часов утра, подняв якорь, мы двинулись по назначению, имея впереди себя госпитальное судно.

На военных судах разрешается носить «кимоно» только до восьми часов утра и после 8 часов вечера. Мой вестовой Накаи пришел осведомиться, когда я желаю принимать ванны — утром, или вечером. В этом отношении европейцы отличаются от японцев, которые все берут ванну на ночь. Можно сказать многое в защиту вечерней ванны: после тяжелого дневного труда теплая ванна вечером необыкновенно освежает и располагает ко сну. Все офицеры, взяв ванну, надевают «кимоно» и приходят в кают-компанию кончать вечер в этом удобном костюме. Я предполагал брать ванну утром, подобно большинству англичан. На некоторых военных судах ванны устроены на европейский манер, но чаще встречаются японские — в виде широкого четырехугольного чана, настолько глубокого, чтобы вода доходила до подбородка сидящему в нем человеку. Прежде, чем войти в ванну, японцы намыливают тело особым полотенцем, украшенным рисунками. Натерев им спину хозяина, слуга во время мытья несколько раз полощет и выжимает это полотенце, употребляя потом его же для обсушивания тела. Японцы только погружаются в ванну, даже не вполне смывая с себя мыло. Каковы бы ни были невыгодные стороны японской ванны, нельзя отрицать ее благотворного влияния на кожу, которая приобретает особую свежесть и мягкость.

Распределение обеденных часов в японском флоте отличается от нашего. Завтрак офицерам подается между 7 ч. 30 м. и 9 ч. 30 м. утра; обед в полдень; офицеры, вступающие на вахту, обедают получасом раньше. Ужин — в 5 ч. 30 м. Начиная с 8 часов, в течение всего вечера, желающим подается чай и папиросы, иногда саке, который пьют горячим. Следует однако особенно отметить тот факт, что на театре войны саке подавался лишь в исключительных случаях и его употребляли в самом незначительном количестве. Чай у японцев совершенно не похож на наш[13]; он зеленый и заваривается водой, лишь доведенной до точки кипения. С течением времени к нему можно так привыкнуть и даже пристраститься, что положительно трудно без него обходиться. То же самое можно сказать и о японской пище. Для меня она имеет еще ту особую добавочную прелесть, что только благодаря ей я излечился от хронического катара желудка. Вообще нужно заметить, что желудочные заболевания почти неизвестны в Японии.

Обед на крейсере часто сервировался на европейский манер; стол, накрытый согласно требованиям японских обычаев, представляет для европейского глаза не совсем обычное зрелище. Японцы не употребляют ножей и вилок. После того, как обедающие займут свои места, перед каждым ставится по длине стола маленький ящик с парой палочек слоновой кости, или лакированных, или же просто деревянных. Затем приносят небольшие фарфоровые или лакированные чашечки с бобовой похлебкой, — главным и основным кушаньем всякого японского обеда. Иногда она варится с рыбой, иногда с цыплятами; очень часто в нее кладут несколько ломтиков «дайкон» — овощей, очень похожих на нашу крупную редиску. Пахнет эта похлебка очень нехорошо, но вкус очень недурен. Бобы содержат в себе так много питательных веществ, что этой похлебки вполне достаточно для поддержания сил человека в течение целого дня.

Роль хлеба играет рис. Японцы едят его с подающейся после супа сухой или свежей рыбой, и с печеными яйцами, подающимися на отдельном маленьком блюдечке. Затем в меню обеда входят пикули и засахаренные бобы. Сначала европеец ломает себе голову — как есть суп без ложки, но вскоре ему становится ясным, что ведь самый простой и удобный способ пить суп прямо из чашечки, придерживая палочками мясо и зелень. На буфет ставится большое деревянное ведро с рисом, из которого деревянной же ложкой его раскладывают по маленьким чашечкам. Держа ее в одной руке, легко выбирать лакомые кусочки из нескольких стоящих на столе блюдечек с кушаньем, заедая каждый глоток рисом. Обыкновенный японский напиток — чай «Ниппон-ча», наливается в чашечки такой же формы, как и для саке, только немного большего размера. За завтраком каждый съедает обыкновенно три или четыре чашечки рису, часто разбавляя последнюю порцию чаем до густоты хороших сливок; смесь эта имеет очень тонкий и нежный вкус. В конце обеда вестовые наливают в рисовую чашечку немного чаю для того, чтобы обмыть палочки, прежде чем спрятать их обратно в деревянный ящик.

Распределение времени на японском крейсере также отличается от расписания, принятого в английском флоте. Вот таблица ежедневных матросских обязанностей:

7 ч. утра Люди встают.

7 ч. 40 м. Завтрак.

8 ч. — м. Медицинский осмотр.

8 ч. 15 м. Мытье палубы (если нет мороза). Чистка орудий и ружей.

9 ч. 45 м. Свободное время.