Скоро вышел к нам и адмирал Того. Ему лет 50 с лишком. Он высокого роста, хорошо сложен, но немного сутуловат. При появлении человека, имя которого было на устах всего цивилизованного мира, все разговоры разом замолкли. Лицо его несомненно должно производить сильное впечатление, хотя общее его выражение добродушно приветливое, часто встречающееся у людей науки. Оно все изрезано глубокими морщинами, — результат сознания тяжелой ответственности и постоянных забот в течение последних шести месяцев. Глаза у него черные и блестящие, как и у всех японцев; легкие морщинки в углах глаз указывают на прирожденный юмор. Небольшой отвислый нос, сжатый рот с немного выдающейся верхней губой, большая голова хорошей формы с ясно обрисованными выпуклостями, жидкие, очень коротко остриженные волосы, — вот главные черты его наружности. Он носит небольшую бороду, уже седеющую на подбородке, хотя жидкие усы еще совершенно черны. Подобно всем великим людям, он легко может обходиться без всякого общества. Говорят, что он в состоянии целые недели проводить в полном одиночестве, не имея другого товарища, кроме своей трубки, без которой, подобно Бисмарку, он не может обойтись ни минуты. Ни с кем из нас он не вступил в какой-либо продолжительный разговор, хотя очень любезно заметил, что считает наш визит большой для себя честью.

Были поданы бокалы и шампанское. Выпив за наше здоровье, он пожелал нам благополучного возвращения в Японию. «Микаса» выглядел таким изящным и безупречно чистым, что свободно мог бы участвовать в любом смотру на Спитхедском рейде. Мы сидели группами на палубе, весело разговаривая с японскими офицерами. Оркестр исполнял типическую английскую программу… А между тем, мы находились вблизи сферы действия русских орудий, злобно рявкавших целый день. Единственным видимым доказательством того, что и «Микаса» принимал участие в сражении, был след, оставленный бомбой на грот-мачте. Мы обошли весь броненосец. Казалось, на всей команде лежал отпечаток томительного шестимесячного напряжения, так ясно заметного на их адмирале! За все это время немногим матросам удавалось спать больше 4 часов каждую ночь.

Адмирал Х.Того

Броненосец «Микаса»

Как только мы вернулись на «Маншу-Мару», якорь сейчас же был поднят, и мы без всяких остановок пошли прямо в Японию. До Нагасаки мы дошли без всяких приключений. Здесь наш маршрут снова изменился — было получено известие о вторичном выходе владивостокской эскадры. Нам пришлось возвращаться внутренним морем, оставив дорогу Тихим океаном в руках неприятеля. Извещение главной квартиры гласило: «рыбаки доносят, что владивостокская эскадра идет через пролив Хокдидо». Мы были принуждены зайти в Кобе и ожидать там дальнейших известий. По прибытии туда оказалось, что никаких новых сведений мы там получить не могли. Не желая беcцельно ждать, все наше общество разъехалось по разным направлениям. Большинство направилось в Токио. Мне хотелось попасть в Иокогаму на пароходе общества Р. и О.[10], но агенты не могли ручаться за безопасный переход. Вскоре они получили телеграфное распоряжение из Лондона выгрузить весь груз в Кобе и отослать пароход обратным рейсом в Англию[11]. Делать было нечего: я поехал в Токио по железной дороге. Прибыв туда, я снова начал делить свое время между посольством и морским министерством.

Уличная жизнь в Токио представляет для европейца особый интерес. Там совсем неизвестны грохот и суматоха наших европейских городов. Почти вся переноска тяжестей совершается носильщиками, ловкие, бесшумные движения которых поражают непривычного человека. Шум колес джинирикшей[12], заменяющих наши кэбы, едва слышен. Единственным уличным шумом являются крики разносчиков, продающих разный товар, да заунывный свист автоматического парового свистка. Разве изредка долетит до слуха прохожего грустное пение работающих кули… Впрочем, толпы веселых детей, два раза в день, по дороге в школу и на обратном пути, оживляют тихие улицы своим веселым щебетаньем и криками. Большею же частью город молчит. Но это безмолвие отнюдь не сопряжено с праздностью: наоборот, — на каждом шагу видна работа, напряжение, тяжелый, упорный труд.

В Токио два с половиной миллиона жителей и каждый из них обязательно по крайней мере раз в день берет ванну. Это прекрасный обычай и многие из цивилизованных центров могли бы с успехом последовать примеру японцев и не без пользы у них поучиться. От берега моря вплоть до вершин гор вся Япония блещет чистотой. Народ чист не только по виду, он опрятен в действительности. Японцы настойчиво трудятся, но в них нет того бешеного стремления к наживе, которое является проклятием нашего современного промышленного строя. Они всегда веселы, довольствуясь малым. Прогулка за город всей семьей, чтобы полюбоваться кленами, или цветущими вишневыми деревьями, катанье в джонке вдоль по реке, — это их любимые удовольствия, поражающие своей простотой. Японцы любят природу; они наслаждаются ею и умеют ценить ее чудеса. Весь строй жизни этой страны, — наглядный урок жизни простой, патриархальной, не пресытившейся наслаждениями всякого рода; словом, той самой жизни, недостаток которой начинает так сильно чувствоваться за последнее время в Англии.

Глава IV

Разрешение ехать в Сасебо. Назначение на крейсер. Японская ванна. Японский обед. Распределение дня на крейсере. Осмотр пищи. Некоторые подробности организации.

Я проводил время в Токио очень приятно, но я приехал на Восток отнюдь не с целью сидеть сложа руки и наслаждаться Японией. Все сильнее начали меня одолевать сомнения в том, удастся ли мне наконец добиться своей цели и побывать на театре войны. Легко себе представить, до чего я был счастлив и горд, получив из министерства распоряжение безотлагательно ехать в Сасебо, где я узнаю о дальнейшем моем назначении. По прибытии туда я представился адмиралу Самиджима, который сообщил мне, что уже имеет распоряжение о немедленном назначении меня на один из уходящих крейсеров. «Как скоро могу я собраться?»

— Я готов, — ответил я.

— Прекрасно, — продолжал адмирал. — Завтра в шесть часов утра крейсер снимается с якоря. Вам было бы удобнее немедленно перебраться на крейсер.

Возвратившись в гостиницу и быстро уложив свои вещи, в 7 часов вечера я уже был на крейсере и над моей головой вновь гордо развевался гостеприимный флаг страны Восходящего Солнца.

Казалось, на крейсере был полнейший хаос. Он грузился углем; все палубы были загромождены тюками, ящиками, запасами разного рода. В погрузке угля, наряду с мужчинами, участвовали и женщины. Они честно зарабатывали свои 35 центов в день, трудясь с такой же выносливостью как и мужчины, усердно передавая корзины с углем, но все же находя время подбодрить себя и мужчин веселыми шуточками и песенками. Они все одеты в кимоно, и особенно кокетливый вид им придавали полотенца, обвязанные кругом головы для защиты от пыли. Ноги были обвернуты кусками темно-синей материи; национальные «обжи»