– Есть еще доверенные лица, – добавила Татьяна. – Нотут вы запутались, Сергей Леонидович, я следователь, а не оперативник. Агентура– это у оперативников. А я вот с бумажками все больше вожусь. Давайте-кавернемся к тому времени, когда ваш покровитель вас подцепил. Чем вы тогдазанимались?

– А ничем.

– Совсем ничем?

– Совсем. Перебивался случайными заработками.

– А жили где?

– Нигде.

– Как это – нигде?

– Вот так. Нигде. Отец помер от пьянства, мать квартирубыстренько продала и к новому хахалю свалила, они эти деньги вместе до сих пор,наверное, пропивают. Я потому и школу бросил еще в девятом классе. Жить негде,спать негде, мотался по подвалам да по случайным знакомым. Лучше всего было,конечно, к притону какому-нибудь присосаться, у него хоть адрес постоянныйесть, пока не накроют, конечно. Вот тут меня дядя Петя и зацепил.

Значит, дядя Петя. Уже что-то. При необходимости его можноразыскать, сотрудник, ведущий линию наркотиков, по имени Петр, уволился изорганов в девяносто четвертом году. Вполне реально.

– И дальше что?

– Ну ничего. Как очередную облаву провели, всех, когонужно, повылавливали, меня через пару дней выпустили, и я стал ждать, когда мнедядя Петя сигнал подаст. Он обычно советы мне давал, где пожить пристроитьсяили хотя бы переночевать несколько дней. Иногда в общежитие какое-нибудь меняприладит, и так далее. А тут смотрю – тишина. Неделя, вторая, хорошо еще – летобыло, так я то на лавочке посплю, то вообще на земле. А его все нет и нет. Уменя, сами понимаете, проблемы назревают, я ж жил как все, денег незарабатывал, в долг брал, потом наркотой отдавал. Наркоту-то мне дядя Петяподбрасывал после каждой облавы, так что я обычно с долгами рассчитывался. Атут у меня долгу долларов на семьсот, я два месяца за счет одного кореша пил,ел, гулял, жил в долг и был уверен, что отдам. И – ничего. Кореш наезжатьначинает, угрозы там всякие и так далее. А я от ночевок на улице заболел, вы жезнаете, у нас воздух сырой. Почки застудил, ноги болят – видно, ревматизм,сверху – бронхит, лекарства купить не на что. Короче говоря, не жизнь, а односплошное большое удовольствие. Сердце начало прихватывать по два раза в день.Один раз меня какая-то сердобольная тетка пожалела и целый патрончик валидоладала. Просто подарила. И нитроглицерина упаковку отстегнула. Только благодаряэтому и не сдох под кустом. Так и жил, пока к Софье Илларионовне не попал.

– А как вы к ней попали?

– Обыкновенно. Валялся на лавочке с приступом.Старушонка какая-то подходит, приличная такая, и начинает меня жалеть. Я-то ужев норму приходить начал, валидол рассосал, и вдруг такая слабость меня одолела– прямо жуть. Расплакался я на груди у этой старушонки. Жить мне, говорю,негде, и болезнь меня точит неизлечимая, и сам я весь с головы до ног никому ненужный. А она меня слушала-слушала да и говорит: «Ты посиди здесь, сынок, яминут через десять вернусь». Ушла, вернулась и повела меня к Софье. Вот,говорит, сынок, твой шанс, может быть, в этой жизни единственный. Ты сильноболеешь, нельзя тебе на улице оставаться в таком состоянии. Софья Илларионовнатебя подлечит, а там посмотрите, как будет. Только я в тот момент не верил, чтоона может меня вылечить.

– Почему же?

Татьяне с каждой минутой становилось все интереснее. НеужелиСуриков и другим следователям все это рассказывал? Что это, красивая байка,романтическая и сентиментальная, на сочинение которых так щедры бываютуголовники, или действительная история? Если верить показаниям работниковуниверсама «Балтийский», то это вполне может оказаться правдой. Постоянныезвонки домой, чтобы справиться о самочувствии Бахметьевой, поиски самоголучшего врача… Но, с другой стороны, эта трогательная сказочка как-то невяжется с образом полуграмотного глуповатого паренька с дурацкой ухмылкой налице.

– Почему вам не верилось, что Бахметьева сможет васвылечить?

– Ой, да вы бы видели ее! – Суриков судорожно сделалпоследнюю затяжку и раздавил окурок в пепельнице. – Старушка – божий одуванчик,маленькая, худенькая, в платочке, без зубов, на носу очечки, знаете,кругленькие такие, какие в тридцатые годы носили. Сама совсем беспомощная, какоеуж там лечение.

Очечки, какие в тридцатые годы носили. Откуда ж ты, СережаСуриков, семьдесят четвертого года рождения, знаешь, какие очки тогда носили?Для любого другого человека ответить на этот вопрос было бы просто: мол, кино смотрел,книжки читал. Но такой парень, как Суриков, фильмов про тридцатые годынаверняка не смотрел. Ведь где такие фильмы можно теперь увидеть? Только потелевизору. Да и кто их смотрит? Кто угодно, только не молодежь, это уж точно.Разве похож Суриков на мальчика, который будет сидеть на уютном диване передтелевизором и с упоением смотреть старое кино? Нет, не похож. Совсем не похож.

– И что же было дальше? – тихо спросила Татьяна.

* * *

У него не было сил ни удивляться, ни сопротивляться. Емубыло очень плохо, сердце колотилось как бешеное, да и температура была,наверное, под сорок. Поэтому Сергей послушно позволил уложить себя в постель.Кровать была старая, пружинная, с никелированными набалдашниками. Сережа такихи не видел никогда. Несмотря на озноб, ему стало так хорошо, что он мгновенноуснул в этой чистой постели, под теплым одеялом. Он проспал, похоже, несколькодней. Правда, он часто просыпался, с удивлением обнаруживал, что чувствует себянамного лучше, и через три минуты снова проваливался в сон. И каждый раз,открывая глаза, он видел перед собой морщинистое старушечье лицо в круглыхстаромодных очках и с провалившимися в беззубый рот губами. Лицо было добрым иодновременно очень серьезным.

Наконец он отработал весь скопившийся «недосып» и проснулсяокончательно, испытывая острый голод. Старушка по-прежнему была рядом, и Сергейпонял, к своему ужасу, что не помнит ее имени. Та бабка, которая привела егосюда, как-то ведь назвала хозяйку, но он был тогда в таком состоянии, что почтиничего не слышал и не понимал.

– Вы кто? – без обиняков спросил он.

– Меня зовут Софья Илларионовна. Я тебя выхаживаю, –сообщила старушка спокойно и деловито.

– Давно?

– Шестой день пошел. Очень ты себя запустил, много втебе всякой хвори. Но ты не беспокойся, все, что еще можно для тебя сделать, ясделаю. Тебя как зовут?

– Сережей.

– Ну вот и славно, – почему-то обрадовалась старушка. –Стало быть, Сережей. Очень хорошо. Есть небось хочешь?

– Очень, – признался Сергей.

– Сейчас принесу.

– Да не надо, – он откинул одеяло и попытался встать скровати, – я сам.

– Куда сам? – насмешливо сказала Софья. – Ты ж дваметра не дойдешь, свалишься. Не веришь – попробуй, только имей в виду, если напол упадешь, так и останешься лежать, мне тебя не поднять, силы не те.