Сережа понимал ее через слово. Он, например, так и не понял,за что же ей присудили двадцать лет лагерей, и почему расстреляли мужа, ипочему надо было спасать сына. В школе он учился кое-как, а к тому времени,когда проходили историю двадцатого века, уже не жил дома, отирался по чердаками подвалам. Его ведь даже и не искал никто, ни мать, ни учителя. Учителя былисчастливы, что такой «проблемный ребенок» наконец свалился с их телеги, а матьвообще ничем не интересовалась, кроме выпивки и опохмелки, мозги все пропилаеще до Сережиного рождения. Так что слова Софьи Илларионовны в большей своейчасти оставались для него загадкой. Кто такие ламаисты? Кто такие буряты? Что уних там за секреты такие особые могут быть? Каких таких горестей и болезнейБахметьева навидалась в тех лагерях? И что это за лагеря? Такие, как сейчас,куда направляют после суда для отбытия наказания? Или какие-то другие? СережаСуриков мало что знал из области уголовной юстиции, но поскольку всю жизнькрутился в криминальных компаниях, у членов которых обязательно кто-то сидел,родственники или знакомые, то ему было понятно, что женщины по двадцать лет внынешних лагерях не сидят. А как же тогда Софья? Врет, что ли?

– Уговоримся мы с тобой, сынок, так, – продолжала междутем старуха. – Ты можешь остаться жить со мной. Квартирантом. Плату за комнатуя с тебя брать не буду, но за это ты будешь за мной ухаживать. В магазинходить, в квартире убирать, белье в прачечную носить, я все-таки уже оченьстарая, мне это тяжело. Поручения мои будешь выполнять. Хозяйство вести будемраздельно, мне твои деньги не нужны, у меня пенсия есть, мне хватает.Квартплату, электричество и телефон оплачиваем пополам. Если хочешь, я из твоихпродуктов буду тебе готовить. Но за все это ты должен выполнять мои требования.Первое: пойдешь работать. Работать будешь недалеко отсюда, чтобы я могла прийтипроверить, не обманываешь ли ты меня. Второе: никаких наркотиков.Категорически, раз и навсегда. Третье: никого ко мне не приводить. Сам можешьгулять, где захочешь, и ночевать, где захочешь, хоть неделю домой не являйся,но здесь чтоб ни одного постороннего не было даже близко. Если уживемся мы стобой, оставлю тебе эту квартиру, дарственную оформим или еще как, после моейсмерти будешь здесь хозяйничать. Но если замечу, что ты мою смерть торопишь,приблизить хочешь, – имей в виду, ничего у тебя не выйдет. Я бумагу напишу,что, если умру не своей смертью, виноват Сергей Суриков, его первого хватайте.Напишу и в надежном месте оставлю. Так что лучше и не затевайся с этимиглупостями.

И снова Сережа не очень отчетливо понимал, о чем онатолкует. Он был настолько безграмотен, что к тому моменту даже и представитьсебе не мог, как можно убить человека за квартиру. Зачем? Квартира же тогданичья будет или по наследству отойдет… Короче говоря, не соображал он в этихделах ничего. Но кое-что понял хорошо: он должен идти работать, не прикасатьсяк наркотикам и никого из своих знакомых не приводить в эту квартиру. Тогда унего на ближайшее время будет крыша над головой, где он не чувствует себялишним и ненужным, а впоследствии – собственная квартира. Это его единственныйшанс, правильно сказала та бабка, которая его на улице подобрала, большеникаким путем и никогда он никакого жилья не получит. Все было изложенопредельно четко. И была еще одна вещь, которую в тот момент осознал СережаСуриков и которая тогда настолько потрясла его, что превратилась в руководствок действию и в конечном счете изменила всю его жизнь. Он глупее этой старой,этой дряхлой бабки Софьи! Он знает меньше, чем она. Он понимает меньше, чемона. Это стыдно. И это надо исправить. Как странно, что он никогда раньше незамечал своей ограниченности и необразованности. Наверное, это оттого, что общалсятолько с такими же, как он сам, прочитавшими в жизни полторы книжки, да и то враннем детстве, и смотревшими только боевики по видаку. У него давно уже нетсобственного дома, где можно было бы почитать книжку или посмотреть телевизор,какую-нибудь нормальную программу, а не бесконечное кон-фу, и увидеть, какимибывают обычные молодые парни в его возрасте, чем занимаются, как разговаривают,о чем думают. И даже какие фильмы снимают. Ничего этого Сережа Суриков никогдане видел и не знал, вся жизнь его была в общении с такими жепридурками-недоносками, как он сам, без конца ширяющимися и поддающими,трахающимися с такими же беспутными, как и они сами, девками. Вот и вся егожизнь. Дурацкая, никому не нужная. И ему самому тоже не нужная. Может быть,Софья Илларионовна вообще единственный человек на свете, которому он нужен.Пусть ненадолго, всего на несколько лет, пока она еще жива, но нужен. Вот иостанется он рядом с ней, пока она жива и дышит. Будет помогать ей, будетходить для нее в магазин, будет разговаривать с ней и, может быть, поймет,почему она умнее его, почему он понимает и знает так мало….

Но всего этого Суриков, конечно, не стал рассказыватьследователю Татьяне Григорьевне Образцовой. На ее вопрос: «И что же былодальше?» – он ответил коротко и скупо:

– Я сильно болел, Софья Илларионовна меня приютила,выходила, а потом я у нее остался квартирантом. Помогал чем мог.

– И долго это продолжалось?

– Два года. Да что вы меня спрашиваете, меня уж сто разпро это спрашивали, во всех протоколах написано.

– Скажите, Сергей Леонидович, а почему СофьяИлларионовна решила обменять свою квартиру и уехать на окраину города?

– Не знаю, – он пожал плечами. – Она так решила.

– И вы собирались переезжать вместе с ней?

– Ну да. Куда ж мне деваться, другого-то жилья у менянет.

– Вы ездили в Купчино, смотрели квартиру?

Пауза. Татьяна почувствовала, что вопрос чем-то задел его.Не понравился вопрос. Глаза Сурикова заметались по кабинету, будто выискиваяточку опоры, за которую можно уцепиться и придумать правильный ответ.

– Н-нет, – наконец выдавил он.

– А Бахметьева? Она видела эту квартиру?

– Кажется… Не знаю точно. Да какая разница-то?

Теперь Суриков нервничал так сильно, что это не моглоукрыться от посторонних глаз. Татьяна подумала, что сейчас он начнет хвататьсяза сердце и требовать, чтобы допрос прекратили. Избитый приемчик. Видно,разговор вышел на какой-то опасный рубеж.

– Вы говорили, что Софья Илларионовна была старенькой ислабой. Это действительно так?

– Да, конечно. Ей же столько лет было! Она даже вбулочную на соседней улице с трудом ходила.

– Понятно. Выходит, она не могла съездить в Купчиносама, без вас?

Снова пауза. Глаза Сурикова опять стали ледяными, но на этотраз Татьяна увидела в них не протест, а ужас.

– Могла или не могла? – повторила она настойчиво.

– Ее могли отвезти обменщики, – выдавил наконецСуриков. – Посадили в машину и отвезли посмотреть квартиру. А я в это время наработе был.

– Могли, – легко согласилась Татьяна. – Но я не понимаю,как вы могли об этом не знать. Она что же, съездила, посмотрела квартиру, вкоторой вы собирались жить вместе, и ни слова не сказала вам об этом? Простите,плохо верится.