Первые дни Вадиму тут было откровенно дико. Потом привык идаже оценил полной мерой гениальность изобретателя этого дома отдыха длябогатеньких Буратин. Гениальность, которой в первые дни, можно со стыдомпризнаться, так и не просек.

Если подумать, это не более чем анекдот про хитроумногорусского, с помощью бочки пива заставившего негритянского вождя испытать лучшийна свете кайф. Анекдот, претворенный в жизнь. Первые два-три дня чувствуешьлишь тупое раздражение, злишься на себя за впустую выброшенные деньги, нопотом, как-то рывком, осознаешь весь смак затеи. Потому что начинаешь всерьез,нешуточно, яростно мечтать о том дне, когда перед тобой распахнутся ворота, тынаправишься прямиком на склад, облачишься в «вольный» недешевый прикид,защелкнешь на запястье браслет недоступных бюджетникам часов, распихаешь покарманам прочие дорогие мелочи – и покинешь «концлагерь», возвращаясь к прежнейжизни удачливого шантарского бизнесмена. В том и небывалый кайф – в мечтах освободе, в сладостном ощущении, что через неделю все это неминуемо кончится.Вернется все п р е ж н е е. Ставшее послепережитого словно бы и чуточку незнакомым, новым, неизведанным.

Задумка была проста, как все гениальное. Чем можно поразитьи удивить богатого по меркам Шантарска человека – не крутого долларовогомультимиллионера, но и не последнюю спицу в новорусской колеснице?Исколесившего полмира и свыкшегося с зарубежными фешенебельными местечкаминастолько, что всякие там Багамы, Антальи и Таиланды теперь кажутся подходящимилишь для подкопивших штуку-другую баксов совков?

Концлагерем, вот чем. Более-менее точной копией нацистскогоконцлагеря, разумеется, с приличествующими случаю поправками – кормежкапаршива, но не отвратна, работа имеется, но не столь уж выматывающая, охранаподдает по загривку только тем, кто этого жаждет, вроде Красавчика, на мелкуюконтрабанду смотрят сквозь пальцы, дешевые карамельки и «Приму» в ларьке взятьможно всегда. А если подсуетиться и включить потаенные рыночные механизмы(в конце концов, действовавшие и в настоящих концлагерях), можно устроиться ивовсе недурно…

Говорят, устроители, сиречь владельцы процветающегопредприятия, сами ничего не придумали. Якобы подобные услуги для скучающихпресыщенных богачей уже давно процветают то ли в Штатах, то ли в Германии. Ну ичто? Какая, в принципе, разница? Заведение существует уже третий год и в кругахпосвященных пользуется некоторым успехом. Рыжий Ганс позавчера проболтался, чтоздесь не всегда столь пустовато – сейчас, оказалось, попросту не сезон, августпочему-то особой любовью клиентов не пользуется, а вот в июне-июле тут непротолкнуться, народу на нарах, как селедок в бочке. Рыжий даже назвал иныеизвестные имена – и, быть может, не во всем врал…

Сам Вадим сюда не особенно рвался – уговорили молодаяженушка и старый друг, он же давний коммерческий директор. Прослышали отзнакомых и загорелись – пикантно, ново, где-то романтично. Уговаривали, пока неуговорили. Сейчас, по прошествии недели, Вадим был вынужден признать, чтоденьги выкинул не зря – с одной стороны, вышеупомянутый кайф, ожидание свободы,не шел ни в какое сравнение с уже испытанным, с другой – здесь, на свежайшемтаежном воздухе, и впрямь потеряешь пару килограммов наметившегося брюшка,причем без всяких стараний с твоей стороны. Что, надо полагать, и влечет сюдашантарских дам – от бизнесвумен до супружниц. Если совсем честно, он испытывалопределенное злорадство, представляя, как валяется на тощем матрасике дражайшаяженушка, дорогущая игрушка, на воле купавшаяся в роскоши, какую только могпредоставить Шантарск. На «женской половине» кормят точно так же (в обширнейшемконтракте каждая мелочь оговорена), вместо землеройных работ дщери Евы обязанышить брезентовые рукавицы, всю косметику и все побрякушки отобрали при входе,разве что вату выдают с учетом женской специфики. А главное, не нужно (как,если честно, случается порой) терзаться смутными подозрениями: не ищет ли твоядорогая игрушечка маленьких развлечений где-то на стороне, пока ты двигаешьвперед капитализм, не лезут ли в ее прелестную головушку от сытого бездельягрешные мысли… Вот она, в ста метрах, если посмотреть в крайнее слева зарешеченноеокошко, можно усмотреть угол женского барака, и ручаться можно, образ жизнисоблазнительная Ника ведет прямо-таки ангельский – разумеется, поневоле.Свиданий здесь не дают (можно договориться за бабки, но какой смысл?), так чтонеизвестно, какие чувства она испытывает. Даже если и не нравится, вынужденатерпеть – устроители тоже не дураки и честно старались осложнить жизньклиентам. Выйти отсюда можно в любой момент – вот только в контракте естьособый пунктик про неустойку, и растет она в геометрической прогрессии, здесьвсе наоборот: чем раньше станешь рваться наружу, тем больше денег угробишь.Проще уж отсидеть две оплаченных сполна недели, чтобы потом не давила жаба. Нуи хорошо, ну и ладненько. Пусть посидит, лапонька. Это ей не по Шантарску рассекатьв сверкающей «хонде» – автомате с кредитными карточками в кармане. Молодую женуон на свой манер любил, стараясь холить и лелеять, но все равно в глубине душитаилось легкое раздражение, как у многих из его круга: ты пашешь, как папаКарло, день-деньской, а твоя дорогостоящая игрушечка на стену лезет от бездельяи не стесняется капризничать чаще, чем следовало бы. А поскольку заполтора года как-то к ней уже привык, приходится терпеть, урывая свое вобстановке строгой конспирации… Что, впрочем, опять-таки придает жизни должнуюпикантность.

Может, и в самом деле подумать над побегом? Того, кто решитпо своей воле уйти отсюда, ждет немаленькая неустойка – но за успешный побегили захват заложников, соответственно, полагается возврат немаленькой частиуплаченного за путевку. Беда только, охрана успела набраться опыта, службунесут столь же бдительно, как их исторические предшественники,н а с т о я щ и е черно-мундирники –болтают, добрая половина из них как раз и служила срочную в лагерной охране, азаместитель коменданта, это уже не болтовня, а доподлинная правда, как раз ипереманен недавно из одной из шантарских колоний. Получает наверняка раз внесколько больше, чем на старом месте, а значит, будет выкладываться искренне.Даже Синий, человек, несомненно, постранствовавший по настоящим зонам, до сихпор не придумал плана успешного побега. А может, и не хочет ломать голову. Ужему-то здесь чертовски нравится, для него т а к а я зона –санаторий, откровенно кайфует. Легко сообразить, почему здесь оказался мазохистКрасавчик. Легко, в общем, понять, что тут делает Мдиванбеги-Визирь, бывшийподпольный цеховик, а ныне почтенный коммерсант-производитель – годами в своевремя ходил под перспективой реальной зоны, вот и сублимируется чуточкуизвращенным образом, иные его случайно вырвавшиеся реплики только так и можноистолковать. Пораскинув мозгами, поймешь, каким ветром сюда занеслооказавшегося ментом Бормана – вновь чуточку извращенное желание самому побыватьтам, куда годами загонял криминальный элемент, но при этом не потерять иволоска с головы. Столоначальник – то же самое, что с Визирем. Нетрудно понятьи Эмиля: всю жизнь пыжился, изображая крутого мачо, из кожи вылез, чтобы ввоенкомате записали в десант, даже имя официально переменил семь лет назад (в честьлюбимого героя райновских романов), и теперь откровенно пытается придуматьидеальный побег. Гораздо труднее с Доцентом – с одной стороны, интеллектуал, сдругой – замешан в каких-то бизнесах, иначе не попал бы в сей недешевыйсанаторий. Но вот мотивы – темный лес, поди докопайся…