— Удивил, — скривилась я. Ясно, записку писалмужчина, женщине ни к чему делать мне комплименты. — Это шуточкиМаксима, — кивнула я, ни на секунду в это не поверив. Максим, конечно,иногда ведет себя довольно глупо, но он точно не псих, уж я-то знаю, а когда яспросила его о записках, он очень удивился и даже испугался. Нет, это не он,это какой-то другой сукин сын, которому нечем заняться…Весь день прошел вразмышлениях. На звонки я по-прежнему не отвечала, а когда Максим оставилсообщение, что после работы заедет, я, подхватив Ромео, спешно покинула жилище:«после работы» это вовсе не значило после работы, он мог появиться в любоймомент, а встречаться с ним я сейчас не хотела.Ближе к восьми я возвращаласьдомой и замерла на углу в крайней досаде: возле моего подъезда стоял оченьхорошо мне знакомый «Мерседес», а в нем сидел муж. «Какое свинство!» — гневноподумала я и решила отчитать его как следует, но в последний момент свернула всоседний двор и устроилась там на скамейке.

— Уезжай немедленно, — шипела я, очень надеясь,что обладаю хоть небольшим даром телепатии. — Уезжай…

Как бы не так. Мой муж — человек совершенно невозможный, емунадоело сидеть в машине, он ее покинул и начал прогуливаться возле дома,проскочить незамеченной не удастся, а время поджимало… Я взглянула на часы иохнула: 8.25. Даже удивительно, как меня это раздосадовало. Я кинулась к своемуподъезду, совершенно не обращая внимания Максима .

— Аня! — крикнул он и даже пробежал несколькометров веселой рысью.

— Что ты здесь делаешь? — сдвинула я брови.

— Жду тебя, — удивился он. — Я звонил. Тыпроверяла автоответчик?

— Нет. У меня еще не было времени.

— А чем ты занята? — удивился муж.

— Как будто у меня нет дел, — проворчала я, косясьна часы. Можно было не торопиться, хотя… — Ладно, пошли, — вздохнула я изашагала к подъезду.

Утром записки не было. Я топнула ногой, а потом устроиланагоняй Ромео за то, что он ленив и еле двигается. Пса стало жалко, и я взялаего на руки. День выдался какой-то нервный, читать не хотелось, а все предметынепостижимым образом валились из рук. Около шести я задумалась, стоит липодходить к окну? Почему бы и нет? Что я, к собственному окну не могу подойти?Например, в семь, а потом и в восемь пятнадцать. Мое окно, хочу — подхожу, хочу— нет… Я подумала о почтовом ящике и решила еще раз его проверить. До сих порзаписки приходили утром, но кто знает… Записка была вместе с неизменной сотней,но почерк другой. Это насторожило, и я прочитала записку несколько раз: «Чтослучилось? Сегодня в 8.15. Ладно?»

— Ладно, — кивнула я и поднялась к себе, Ромеостоял на пороге и взирал на меня с непониманием.

В восемь пятнадцать я была возле окна и пялилась в никуда неменее получаса, но так и не приблизилась к разгадке происходящего. Потом селаза стол и начала писать письмо или ответную записку, это уж кому как нравится.«Кто вы? — старательно выводила я на дорогой бумаге розового цвета. —Что означает эта странная шутка? Перестаньте посылать мне деньги, я в нихсовершенно не нуждаюсь. Если вы не пожелаете объяснить мне, в чем дело, яперестану выполнять ваши непонятные просьбы». Перечитав записку несколько раз,я осталась довольна, подколола к ней деньги скрепкой и спустилась к своемупочтовому ящику. Положила в него записку, а дверцу прикрыла не очень плотно.

— Он должен это заметить и поинтересоваться, —решила я и удалилась.Он не поинтересовался, записка три дня пролежала в ящикеникому не нужная. Даже деньги никто не свистнул… Шутник никак себя не проявил,моей записки взять не пожелал и своей не оставил.Я разозлилась и два вечераподряд ходила в театр одна. Ромео в театр не возьмешь, а видеться с кем-нибудьмне не хотелось. Наконец утром четвертого дня пришла записка. Я открыла ящик,увидела свое послание, стиснула зубы и тут заметила тетрадный лист. Почеркпрежний. «Извини. Были проблемы. Жду ровно в семь».

— Вот и жди, — отрезала я и подумала, а не сходитьли еще разик в театр, но ровно в семь стояла возле окна, впрочем, опять-такибезо всякого толку.В половине восьмого я заварила чай покрепче и сказала, глядяна собаку, за неимением другого собеседника:

— Хорошо. Он не желает показаться, но эти запискикаким-то образом попадают в мой ящик? Мы выследим этого типа…

Утром я разбудила Ромео, и мы вышли гулять. Пес зевал исмотрел на меня без одобрения. Кроме нас, в такую рань на прогулку отправилсятолько соседский кот, хотя, возможно, он с нее возвращался. Я села на скамейкувозле подъезда и раскрыла книгу, предложив Ромео побегать по двору. Бегать онне любил, поэтому забрался под лавку и уснул. Где-то через час стали появлятьсялюди. Я продолжала увлеченно читать, а Ромео спать. Ближе к обеду он выбралсяиз-под лавки и принялся застенчиво скулить. За время сидения я познакомилась стремя соседками и их животными, но ничего полезного для себя не узнала.Проверила почтовый ящик: пусто, что неудивительно, личности подозрительнойнаружности в подъезд не входили.

Наспех перекусив и накормив пса, я вернулась на скамейку,предварительно проверив ящик. Сидела я до десяти вечера, объяснив любопытнымстарушкам, что накрасила в квартире полы и спасаюсь от запаха.

На скамейке в окружении старушек меня и обнаружил Максим. Мыподнялись в квартиру.

— Что ты там делала? — не выдержал он.

— Где?

— На скамейке.

— Дышала свежим воздухом. После статьи в газете я неотпускаю Ромео одного, это просто чудо, что его до сих пор не съели.Муж долгоменя разглядывал и безуспешно пытался что-то понять, совершенно напрасно, междупрочим, я и сама себя не понимала.Три дня я просидела на скамейке. За это времяуслышала потрясающие комментарии к последним политическим событиям, но кразгадке тайны, так занимавшей меня, не приблизилась даже на полшажочка.Почтовый ящик был пуст, а я, как частный детектив, терпела полноепоражение.Утром четвертого дня я спала до восьми и перед выходом на прогулкуящик принципиально игнорировала, ночерез час заглянула в него и ахнула: листокв клетку, скрепочка и на этот раз две сотни. «Что случилось? — вновьвопрошал неизвестный. — Сегодня в восемь. Хорошо? Очень прошу».