— Все запомнил? — спросил Кирилл.

— Как две мурахи метелили друг друга швабрами?

— Да. Каким именно способом метелили?

Дмитрий ответил уклончиво:

— Не абсолютно точно... Все же память у нас,профессионалов, тренированная...

— Вот и хорошо. Сейчас от твоей памяти зависит твояжизнь. Возможно, и жизнь твоего попавшего друга.

— Господи! На Марсе было бы проще.

Когда вышли на дорогу, Дмитрий выставил перед собойДюрандаль. Никогда не чувствовал себя таким слабым и беззащитным. Муравьи, чтомчатся к муравейнику, понабрались меда так, что темные бронированные сегментыбрюшка раздвинулись, мед светится сквозь пленку. Единственно уязвимое место! Ачто толку? Муравей даже с напрочь отстриженным брюшком — не муравей,полмуравья! — еще сражается, спасает личинок, даже тащит добычу...

Тропа раздалась, превратилась в хорошую дорогу. Навстречуцелеустремленно бежали цепочкой муравьи, черные лазиусы. Брюшка поджарые,пластинки наезжают одна на другую, как кольца подзорной трубы. Их с Кириллом нетрогали, не останавливали, от обоих пахнет по-муравьиному. Не простопо-муравьиному, а по лазиусфулигинозьи, черт бы побрал латинистов, что затипуны у них на языках?

Кирилл заступил муравью дорогу. Тот быстро-быстро махалантеннами, мирмеколог отпихнул Дмитрия и тоже что-то сигналил. Его рукимелькали как недоразвитые сяжки.

Муравей убежал, а Дмитрий сказал неуверенно:

— Честно говоря, пароль я не запомнил... У тебя памятьполучше.

— Не память, мозги. Я тоже не знаю пароль, но вопрос«свой-чужой» проще. Я первым задал его муравью.

— Да. Муравей — все же довольно простой биомеханизм.Задан вопрос — обязан дать ответ.

Дмитрий с уважением посматривал на бледного худощавогомирмеколога. Отваги у этого мужика хватит на полк профессионалов. Или этиинтеллигенты не соображают, что такое отвага?

— Прем в мурашник? — спросил он, расправив плечи истараясь смотреть соколом.

— Позже, — ответил Кирилл сожалеюще. — Чемближе, тем проверки строже. На входе бдят самые подозрительные. Фуксом непройдешь. Я запомнил три движения... Придется заучивать по частям.

— Ой, надо спешить. Прошло десять часов послеисчезновения Сашки... Это суток трое при здешней метаболизме.

Иногда муравьи сталкивались лоб в лоб, сухо трещал хитин.Нужно отделить жесты узаконенного пароля от сообщения, что, например, забольшим желтым листом, поворотя на тридцать два градуса к югу, лежит огромнаямертвая стрекоза...

Кирилл успокаивающе сообщил, что в муравейнике обитаетмножество мирмекофилов: жучки Ломехузы, паучки, многоножки. Научились языкужестов и, пользуясь им, живут за счет трудолюбивых хозяев, выпрашивая еду,зимуя в теплых муравейниках, пользуясь защитой от врагов. Дмитрий почему-то необрадовался, запаниковал. Если муравьев, этих зверюк считать рубахами-парнями,то каковы мирмекофилы?

По дороге к муравейнику он часто рассекал руками воздух,отрабатывая муравьиный пароль как можно точнее. Его жесты напоминали Кириллуприемы каратэки, а биолог не жаловал людей, которые вместо мозгов развиваютмускулы.

Дмитрий вдруг спросил:

— Что-то случилось? От тебя вдруг пошел иной запах.

— В самом деле? — пробормотал Кирилл. —Какой?

— Трудно сказать... Но ощущение такое, что тысобираешься стукнуть меня палкой по голове.

— Не обращай внимания, — сказал Кириллторопливо, — сейчас пройдет.

— А нельзя обойтись с муравьями только запахом? А тоненароком такое покажешь с этими жестами! Доказывай потом, чо не так поняли. Отменя несет, как от девицы горизонтального промысла с площади Эту Аль.

— Внутри муравейник охраняется особенно строго. Запахзапахом, но козырять надо строго по правилам.

— Понятненько! Разные системы допусков. Это намзнакомо.

Дмитрий чуть ободрился, найдя в жизни муравьев нечто общее сучреждением, в котором работал. Кирилл напряженно думал о странности МалогоМира, где даже у человека меняется запах при раздражении, гневе. Если так, тоздесь немалые возможности... Дальняя связь, например. Бабочки засекают другдруга с расстояния в два-три километра. Надо будет в свободное время обдумать.

В воздухе начали возникать маленькие поблескивающиегорошины. Прикоснувшись к коже, исчезали, оставив крохотное мокрое пятнышко.Влага испарялась, всасывалась в кожу, но этих безобидных капельсконденсированной влаги многовато, не защищенное хитином тело будет вопасности...

— В такую погоду всегда драки, — сказал Кирилл сбеспокойством. — А нам надо спешить... Попасть в пограничные схватки совсемни к чему.

Дмитрий подобрался, мускулы вздулись. Двигался уже не такимиразмашистыми прыжками, осматривался чаще. Кирилл бежал рядом короткимиблошиными скачками.

Вдруг Дмитрий придержал Кирилла, замер. Его квадратнаячелюсть выдвинулась по крайней мере на метр. Дюрандаль он держал наготове.Кирилл потихоньку заглянул за лист, загораживающий им путь.

На светло-серой земле катались, сцепившись по трое-четверо,черные блестящие муравьи. Все поле было покрыто сражающимися. Они яростногрызли друг друга, отпиливали сяжки, лапы, головы. Здесь муравьи собралисьтолько крупные, широкоголовые, жвалы у каждого вдвое длиннее, чем у фуражиров.

Дмитрий прошептал:

— Лютые бойцы! Но как отличают, кто свой, кто чужой?Одинаковые!

— Один купец считал, что все китайцы на одно лицо...Эти муравьи еще год назад могли жить на одном муравейнике. Племя разрослось,разделилось.

— Как поляне и древляне?

— Я мирмеколог, не историк.

— Запах у них, — рассуждал Дмитрий напряженно,вроде идеологии? Изменится запах, ты уже не наш чело... муравей?

— Эту глубокую мысль обязательно перескажу коллегам.Худо, что побоище продлится долго. Они дерутся сутками! Даже по неделе, еслипогода позволяет. Да-да, это обычная пограничная схватка. Регулярноекровопускание. Вообще-то это мирные муравьи.

— Ого! Какие тогда не мирные?

— Ну лазиусы не такие флегматы...

Дмитрий жадно рассматривал бойцов. Удары в Малом Миренеэффективны, вместо мечей и копий работают пилы, клещи. Главное зажатьпротивника, чтобы не вырвался. Сцепившихся бойцов в свою очередь раскусывают ираспиливают другие. По всему полю дергаются расчлененные туловища, головы сщелкающими жвалами, сяжки, лапы...

На краю поляны близко к людям сражался колченогий ветеран.Весь во вмятинах, грудь и голова со следами старых шрамов, с половинкой левогоусика, он умело и быстро перекусывал тонкий стебелек, отделяющий головупротивника от груди, бросался на другого. В то же время чувствовал врага, недавал ухватить себя сзади. По мнению Дмитрия, шрамы он получил в боях с болеесерьезными противниками, чем эти салаги первого призыва.