Дмитрий с гусеницей в руках спрыгнул вниз. Кирилл на мигзадержался, почему-то вернулся страх высоты. Он с силой помахал рукой, плотныйвоздух густыми струйками потек между растопыренными пальцами. Прыгнул, нагретыйвоздух подхватил, не дал стремительно упасть на дно воздушного океана.

— Какой там Марс, — прошептал Кирилл. Сердце егоколотилось, как испуганная птица в клетке. — Самый удивительный мир...Прицепить бы крылья, можно летать...

Внизу сбежались зеваки, щупали сяжками добычу. Нашлисьпомощники, Дмитрий обрадовался, вдруг да сдружатся за совместным трудом, ноКирилл выдернул гусеницу, отпрянул с нею в сторону от пахнущего тракта.Обескураженные муравьи заметались, гусеница для них выпала в другое измерение.

— Сами справимся, — объяснил Кириллнапряженно. — А то на входе решат, что присоединились как раз мы.

Дмитрий опасливо смотрел на муравья, что рассерженно металсяс угрожающе разведенными жвалами совсем рядом.

— Неужели не видит?

— В том-то и дело. Одни ориентируются по звездам,другим хоть фигу под нос поднеси.

Из центрального входа часто выскакивали муравьи. Оттудавышел новый запах, сильный, но уже не резкий.

— Жесты запомнил? — спросил Кирилл сдавленнымголосом. — Держись уверенно, прячься за гусеницей.

По телу забегали быстрые бесцеремонные усики, ногу Кириллацапнуло. Он напрягся, с усилием проламываясь сквозь живые ворота ощупывающихусиков и раздвинутых жвал.

Мелькнуло перекошенное лицо Дмитрия. Белый, с обезумевшимиглазами, он пихал перед собой гусеницу как таран, дергался, когда по немупробегали усики с жесткими щеточками на концах, похожими на ершики для чисткибутылок.

Продравшись сквозь живой частокол, они оказались в широкомполутемном тоннеле. Тянуло могильной сыростью. Из темноты внезапно выныривалиоскаленные пасти, зазубренные челюсти грозно щелкали, чудовище свирепобросалось на них... почему-то промахивалось, и лишь тогда Дмитрий понимал, чтомуравьишка бежал по личным или общественным делам, а двуногие мирмекофилы емудо лампочки.

В полутьме ярко сверкало окно в солнечный мир, но егоперекрещивали гуще тюремной решетки длинные усики-антенны и серповидные жвалы.Оттуда в муравейник вплывали нагретые запахи солнца и трав.

— Бросай гусеницу, — услышал Дмитрий в темнотеголос Кирилла. — За вход мы заплатили, а на склад пусть тащат сами.

Дмитрий с неохотой бросил почти невесомую гусеницу, ощущаясебя без нее совсем голым. Рядом зашуршало, через гусеницу перемахнула рогатаятень, зато второй муравей с азартом вонзил жвалы в лакомое мясо, заурчал,поволок в темную нору.

— Теперь куда? — спросил Дмитрий обреченно.

— Вниз. Проверим склады живой добычи.

— Погоди малость, — вдруг попросил Дмитрий. Онвиновато улыбался, губы его пересохли. — Дай отойти... Не знаю, как ты, ноу меня душа трясется. Помню, как-то парашют не раскрылся... Нет, тогда было нетак страшно.

Из темноты начали выступать неясные очертания. Наметилсяпотолок, а черные пятна превратились в норы. Пальцы Кирилла скользнули постене, оставляя слабый светящийся след. Плесень? Но муравьи плесени не выносят.У них чисто, сухо. Если появляется плесень, с которой не сладят, то бросаютгнездо, переселяются. Этот муравейник слабым не выглядит... Опять загадка.

— Готов? — спросил Кирилл нетерпеливо.

— Готов, — отозвался Дмитрий. — Совсем готов!

— Иди за мной.

— Веди, Сусанин... Или Вергилий? Какой толк от техворон, которые наблюдают за нами? Раньше не успевали помочь, а теперь ивовсе...

Он вытащил из-за пояса Дюрандаль, с тоской покосился начерные тоннели.

— Спрячь, — посоветовал Кирилл. — Я вот шпагуи не вынимаю. Если что случится, эти булавки не спасут.

Медленно, часто останавливаясь и прижимаясь к стенам, онидвинулись по самому широкому тоннелю. Запах стал гуще. Пахло личинками,пакетами яиц, сырой землей, новорожденными муравьями. Кирилл жадно вдыхал,вжимался, старался ощутить себя муравьем с его заботами, желаниями. Дмитрийдышал ему в спину, натыкался в темноте, часто с разбега бодал, сбивал с ног.

Головная боль и слабость в теле быстро испарялись, авоспаленные от солнца глаза перестали слезиться.

Дмитрий подпрыгивал, завидев бегущего навстречу муравья,хватался за оружие.

— Перестань, — сказал Кирилл. — Черезтурникет прошли благополучно, а тут пропуска не спрашивают. Держись как дома.

— Благодарю покорно!

— Иначе надолго тебя не хватит.

— Знаю, но что делать? Умом уже не боюсь, но внутритрясется, как поросячий хвост. Мы ж в чужом доме ходим как ворюги...

Тоннель повел в сырость, в сгустившиеся запахи. Стеныказались облицованными, словно покрытыми глазурью. Песчинки держались даже напотолке. Опустившись на два уровня, Кирилл поколебался, был соблазн начатьпоиски здесь, но заставил себя выбрать извилистый штрек, ведущий круто вниз.

Прошли через анфиладу огромнейших пустых пещер. Чисто,сквозная вентиляция, но встретили только одного муравья. Тот вяло прошел мимо.

Дмитрий проворчал, стараясь держать голос на мужественнойноте:

— Лабиринт! В этих пещерах десяток муравейниковпоместится. На вырост строят или чокнулись на почве гигантомании?

— Муравейники не строят по фигуре, — ответилКирилл. Он полез вниз по отвесной стене из пережеванной древесины. — Этоне улитка слизня, не панцирь черепахи, не раковина перловицы... Прыгай сюда!Вот так. Зато муравьи термопреферендят...

— Что-что?

— Запомни, пригодится. Есть такое понятие,термопреферендум. В жару муравьи опускаются в нижние этажи к грунтовой воде, вхолод поднимаются в прогреваемые солнцем участки. Чем большей муравейник, темточнее выбирают влажность, движение воздуха, то бишь, выбирают и термо-, игидро-, и анемо-, и прочие-прочие преферендумы.

Дмитрий при всей натренированности на выживание ориентировкупотерял почти сразу. Сворачивали, опускались, ныряли в крохотные боковые ходы,выходили в огромные пещеры, откуда мирмеколог без колебаний нырял в самуютемную, как казалось Дмитрию, и самую страшную.

— Мне почудилось, — встрепенулся он, — будтоза нами перекрыли ход! Ловушка?

Кирилл даже не обернулся:

— Муравьи постоянно что-либо перестраивают, переделывают.

— Как же вернемся? — воскликнул Дмитрий вужасе. — Или станем этими... мирмекофилами?

— Вернемся другим ходом, — ответил Кирилл сбезразличием. — Карту муравейника составлять бесполезно. Муравьи вечноперестраивают собственный город. Как дети.