Новый мир простерся перед ним вымершейрыночной площадью, но он-то успел увидеть, как она бурлила жизнью, и больше ужеэтого не забудет. Он вспомнил и про саблю: конечно, он слишком дорого заплатилза то, что две секунды разглядывал ее, но ведь такого он никогда прежде невидал. Сантьяго вдруг понял, что может смотреть на мир как бедная жертважулика, а может — как храбрец, отправившийся на поиски приключений и сокровищ.

— Я — храбрец, отправившийся на поискиприключений и сокровищ, — сказал он, прежде чем погрузиться в сон.

* * *

Он проснулся от того, что кто-то толкал его вбок. Сантьяго устроился на ночлег посреди рынка, который теперь вновь вернулсяк жизни.

Сантьяго оглянулся по сторонам, ища своиховец, и понял, что он в новом мире, но вместо привычной уже грусти испыталприлив счастья. Он больше не будет бродить в поисках еды и воды — он отправитсяза сокровищами! У него ни гроша в кармане, но зато есть вера в жизнь. Вчераночью он выбрал себе судьбу искателя приключений: он станет одним из тех, о комчитал в книгах.

Не торопясь, юноша побрел по площади. Торговцыоткрывали свои палатки и ларьки, и он помог продавцу сластей поставить прилавоки разложить товар. На лице кондитера играла улыбка: он был бодр, весел ирадостно готовился встретить новый трудовой день, — и она напомнила Сантьягостарика, таинственного царя Мелхиседека. «Он печет сласти не потому, что хочетстранствовать по свету или жениться на дочке суконщика. Ему нравится егозанятие», — подумал юноша и заметил, что не хуже старика с первого взглядаможет определить, насколько человек близок или далек от Своей Стези. «Это такпросто — и как же я раньше этого не понимал?!».

Когда натянули брезент, кондитер протянул емупервый выпеченный пирожок. Сантьяго его с удовольствием съел, поблагодарил ипошел дальше. И, только сделав несколько шагов, он вспомнил, что, пока ониладили палатку, кондитер говорил по-арабски, а он — по-испански, и оба понималидруг друга.

«Выходит, есть язык, который не зависит отслов, — подумал он. — Я на нем объяснялся со своими овечками, а теперь вотпопробовал и с человеком».

«Все одно целое», как говорил старик.

Сантьяго решил пройтись по улочкам Танжера неторопясь, чтобы не пропустить знаки. Это потребует терпения, но всякий пастухпервым делом учится этой добродетели. И снова подумал он, что в новом мире емупригодится то, чему научили его овцы.

«Все одно целое», — снова вспомнились емуслова Мелхиседека.

* * *

Торговец Хрусталем смотрел, как занимаетсяновый день, и ощущал обычную тоску, томившую его по утрам. Вот уже тридцать летсидел он на крутом спуске в своей лавчонке, куда редко заглядывали покупатели.Теперь уже поздно было что-либо менять в жизни; торговать хрусталем — вот все,что он умел. Было время, когда в лавке его толпились арабские торговцы,английские и французские геологи, немецкие солдаты — все люди с деньгами.Когда-то торговля хрусталем была делом выгодным, и он мечтал, как разбогатеет истарость его будет скрашена и согрета красивыми женами.

Но изменилось время, а вместе с ним и город.Сеута разрослась и затмила Танжер, и центр торговли сместился. Соседи-торговцыразъехались, на спуске осталось лишь несколько лавочек, и никто не хотелподниматься в гору, чтобы зайти в одну из них.

Но у Торговца Хрусталем выбора не было.Тридцать лет занимался он тем лишь, что продавал и покупал хрусталь, а теперьбыло уже поздно менять жизнь.

Целое утро он смотрел, как проходят миморедкие прохожие. Это повторялось из года в год, и он наперед знал, когдапоявится тот, а когда — этот. Но за несколько минут до обеда у его витриныостановился юный чужестранец. Одет он был прилично, однако наметанным глазомТорговец Хрусталем определил, что денег у него нет. И все же он решил отворитьему и подождать, пока тот уйдет.

* * *

На двери висело объявление, извещавшее, чтоздесь говорят на иностранных языках. Сантьяго увидел, как за прилавком появилсяхозяин.

— Хотите, я вам все эти стаканы перемою? —спросил юноша. — А в таком виде их у вас никто не купит.

Хозяин ничего не отвечал.

— А вы мне за это дадите какой-нибудь еды.

Хозяин все так же молча смотрел на него.Сантьяго понял, что должен принимать решение. В котомке у него лежала куртка —в пустыне она не понадобится. Он достал ее и принялся перетирать стаканы. Черезполчаса все стаканы на витрине блестели, и тут как раз пришли двое и купиликое-что из хрустальных изделий.

Окончив работу, Сантьяго попросил у хозяинаеды.

— Идем со мной, — отвечал тот.

Он повесил на дверь табличку «Закрыто на обед»и повел Сантьяго в маленький бар, стоявший на самом верху переулка. Там онисели за единственный стол. Торговец Хрусталем улыбнулся:

— Тебе ничего и не надо было мыть. Коран велиткормить голодных.

— Отчего же вы меня не остановили?

— Оттого что стаканы были грязные. И тебе, имне ннадо было очистить разум от дурных мыслей.

А когда они поели, он сказал:

— Я хочу, чтобы ты работал в моей лавке.Сегодня, пока ты мыл товар, пришли двое покупателей — это добрый знак.

«Люди часто говорят о знаках, — подумалпастух, — но не понимают этого. Да и я, сам того не зная, столько лет беседовалсо своими овцами на бессловесном языке».

— Ну так как? — настаивал продавец. — Пойдешько мне работать?

— До рассвета перемою весь товар, — ответилюноша. — А вы мне за это дадите денег добраться до Египта.

Старик снова рассмеялся.

— Если ты даже целый год будешь мыть хрустальв моей лавке, если будешь получать хороший процент с каждой покупки, все равнопридется одалживать деньги. От Танжера до пирамид тысячи километров пути попустыне.

* * *

На минуту стало так тихо, словно весь городпогрузился в сон. Исчезли базары, торговцы, расхваливавшие свой товар, люди,поднимавшиеся на минареты и выпевавшие слова молитвы, сабли с резнымирукоятями. Сгинули куда-то надежда и приключение, старый царь и Своя Стезя,сокровища и пирамиды. Во всем мире воцарилась тишина, потому что онемела душаСантьяго. Не ощущая ни боли, ни муки, ни разочарования, он остановившимсявзглядом смотрел сквозь маленькую дверь харчевни и страстно желал толькоумереть, мечтая, чтобы все кончилось в эту минуту раз и навсегда.

* * *