Ах, опять он затевает эти старые игры!

Разум, как всегда, подсказывал ему, что они не сознавали егоприходов или уходов, что их это совершенно не интересовало. Однако емусоблазнительно было тешить свою гордость иными предположениями. Разве запертыйв сумасшедшем доме безумный лунатик не испытывает некое странное чувство поотношению к служителю, приносящему ему воду? Хотя это, наверное, не самоеудачное сравнение. Во всяком случае, его нельзя отнести к разряду приятных.

Да, это правда – они вышли из неподвижности ради Лестата,этого принца Проклятых. Акаша – ради того, чтобы одарить его своейМогущественной Кровью, а Энкил – чтобы отомстить и свершить возмездие. И теперьЛестат может до скончания века снимать об этом свои фильмы. Но не доказывает лиэто вновь и окончательно, что разум их обоих угас навсегда? Случившееся было неболее чем вспыхнувшей на мгновение последней оставшейся искоркой. Ему несоставило никакого труда вернуть их обратно на опустевший трон и вновьзаставить их застыть в неподвижности и безмолвии.

И все же, надо признаться, сердце его было наполнено горечьюи злостью. В конце концов, он никогда не стремился выйти за рамки эмоциймыслящего человека, превзойти их – он только хотел возродить, усовершенствоватьих, дать им новую жизнь и наполнить восхитительным всеобъемлющим пониманием. Ив тот момент он готов был обрушиться на Лестата с поистине человеческойяростью.

«Мальчишка! Почему бы тебе не взять Тех, Кого СледуетОберегать, под свое покровительство, коль скоро уж они оказали тебе стользамечательную услугу и проявили по отношению к тебе такое расположение? Сейчася бы с удовольствием от них избавился. Ведь я несу это тяжкое бремя с самогоначала христианской эры!»

Однако на самом деле он так не думал. Ни тогда, ни сейчас.Это было всего лишь минутной слабостью. Он всегда очень любил Лестата. Всякоевремя и всякое государство нуждалось в такого рода отщепенцах. И вполневозможно, что молчание царя и царицы не в меньшей степени благословение, чемпроклятие. В этом отношении слова песни Лестата, быть может, совершенносправедливы. Однозначный ответ на эти вопросы не сможет, наверное, дать никто.

Чуть позже он непременно возьмет видеокассету и спустится кним, чтобы понаблюдать и убедиться воочию. Сумеет ли он заметить хотя бымалейшую искорку, хотя бы слабый намек на изменение выражения их обращенных ввечность глаз?

«Ну вот, ты опять принялся за старое!.. Лестат заставляеттебя снова становиться молодым и глупым! Похоже, ты по-прежнему упиваешьсясобственной наивностью и мечтаешь о возможности каких-то кардинальных перемен».

Сколько раз за прошедшие века возрождались в душе егоподобные надежды только лишь затем, чтобы уйти и оставить его в отчаянии и сразбитым сердцем! Много лет назад он принес им цветные фильмы, запечатлевшиевосход солнца, голубое небо и египетские пирамиды. Какими чудесными они были!Прямо перед их глазами текли пронизанные солнечным светом воды Нила. При видеэтой совершенной красоты он сам не мог удержаться от слез. На мгновение емудаже показалось, что заснятое на пленку солнце может причинить ему вред, хотяразум подсказывал ему, что это невероятно. Но такова была сила иллюзии. Какоечудо, что он мог вот так стоять и наблюдать, как восходит солнце, – ведьон не видел этого с тех самых пор, как перестал быть смертным человеком!

Но Те, Кого Следует Оберегать, с абсолютным безразличиемпродолжали смотреть прямо перед собой. А быть может, их кажущееся безразличиена самом деле было интересом, величавым равнодушным интересом, когда каждаячастичка, каждая плавающая в воздухе пылинка становится предметом глубочайшейзаинтересованности?

Узнать это не суждено никому. К тому моменту, когда он сампоявился на свет, они жили на земле уже четыре тысячи лет. Вполне возможно, чтоих телепатический слух был настолько острым, что позволял им слышать все звукидалекого окружающего мира. А быть может, перед их мысленным взором проносилисьмириады образов, не позволяющие им видеть вокруг себя ничего больше. Преждетакие мысли буквально сводили его с ума, но теперь он научился контролироватьих.

Когда-то он собирался даже принести с собой самуюсовременную медицинскую аппаратуру, чтобы выяснить наконец, что же с нимипроисходит. Он готов был подключить к их головам электроды и попытаться уловитьмозговые импульсы. Однако сама идея применения всех этих ужасных ибесчувственных приборов показалась ему лишенной вкуса и потому неприемлемой. Вконце концов, хочет он того или нет, но они оставались для него царем ицарицей, Отцом и Матерью всех ему подобных. Находясь под его защитой, онибезраздельно правили вот уже в течение двух тысячелетий.

Ему следует, однако, признаться в одном своем грехе. Впоследнее время в разговорах с ними он стал позволять себе язвительный тон.Теперь, когда он входил в их святилище, он уже не был, как прежде, верховнымжрецом. Нет. В его словах теперь слышался сарказм, он осмеливался даже говоритьдерзости. А ведь подобное поведение недостойно его, ему следует быть вышеэтого. Или это и есть то, что называют «современным темпераментом»? А уж его-тоникак нельзя обвинить в невнимании к обычаям и нравам того века, в котором емуприходилось жить.

Как бы то ни было, сейчас ему необходимо идти в святилище.Но прежде следует полностью очистить свои помыслы. Он не должен войти туда супреками и с отчаянием в душе. Позже, когда он просмотрит видеофильмы сам, онпокажет им эти записи тоже. И тогда он останется рядом с ними и внимательно проследитза их реакцией. А сейчас у него для этого недостаточно сил.

Он вошел в металлическую кабину лифта и нажал на кнопку. Шумэлектронных устройств и временная потеря ощущения земного притяжения доставилиему даже некоторое удовольствие. Современный мир был наполнен множествомзвуков, которые никогда прежде ему не приходилось слышать. Они приносили емузаметное облегчение. Отвесная шахта, спускавшаяся на сотни футов в глубинусквозь толщу льдов, вела в освещенные электричеством подземные помещения.

Открыв дверь, он вошел в коридор, пол в котором был скрытковром. Из святилища до него доносилось пение Лестата, на этот раз исполнявшегокакую-то веселую песенку в быстром ритме. Мощный голос перекрывал грохотбарабанов и завывание электроинструментов.

Однако что-то здесь было не так. Внимательно оглядываяпростирающийся перед ним длинный коридор, он отчетливо чувствовал это. Звук былслишком громким. Двери в помещения, расположенные перед святилищем, былираспахнуты!

Он бросился вперед. Управляемые электроникой двери всвятилище были раскрыты настежь. Как это могло произойти? Электронный код,который следовало набрать при помощи крохотных клавиш компьютера, был известентолько ему. Вторые двери тоже оказались незапертыми… третьи тоже… он уже частичновидел помещение самого святилища, мешала лишь беломраморная стена маленькогоалькова. Красновато-голубое сияние телевизионного экрана за ней походило насвет старинного газового камина.