Ну и поехали. Сварог взялся за рычажок, управляющийшторками. Шторки-то небось тоже бронированные, раз мы на броненосце. Трикоротких, два длинных…

В луче прожектора черными чертями задергались тени. Подгвалт, визги и хлопанье. Птицы, чтоб им пусто! Пернатые, повинуясь своемуидиотскому инстинкту, устремились на яркий свет и принялись самозабвенноноситься в иссиня-белом пучке, словно дети в аквапарке. Три коротких, двадлинных… Еще не хватало, чтоб начали долбаться в стекло. И тут же – таксказать, реагируя на мысленную просьбу трудящихся, – некая воронообразнаятварь впилилась клювом в прожектор. Но не свалилась замертво Сварогу под ноги,зараза, а каркнула и живехонькой взмыла вверх.

– Водяная смерть, потроха Наваки, вас только нехватало! – от прилива чувств Сварог потянуло ругаться по-местному. –Шило вам под перья!

Три коротких, два длинных… Кто его знает, как справилисьКлади и Чу, где они сейчас. Оружейной пальбы нет, что непременно сопутствовалобы всеобщему переполоху, и на том спасибо…

Хрясь! В бронированные шторки вмазалась очередная крылатаядура. Еще раз три коротких; два длинных…

А ведь прожектор пашет-то на электричестве! Весьмалюбопытно, господа хорошие. Чего ж мы про него не слышали? Вроде и покрутилисьна Атаре, и с умными людьми беседовали, и на распоследнем атарском чуде летали,а ни намеков, ни слова похожего, ни описания, ни упоминания в легендах-сказаниях– ни следочка электрического. Выходит, крепко гидернийцы охраняли секрет. И вотвопрос: есть ли это потолок, в который гидернийцы уперлись в своем развитии,или до чего-нибудь еще додумались? И не имеют ли все-таки гидернийскуюподкладку разговоры об аппарате, способном открывать Тропу?

Но этот вопрос и все остальные, к нему прилегающие, –на потом, на потом. А сейчас – три коротких, два длинных…

Ну, где, где, сколько можно ждать?! Где ответные сигналы,где, что еще лучше, лодки? Луч, повинуясь Сварогу, заметался по устью. Может,они пойдут какой-нибудь протокой? А из-за дыма ему не видно ответного сигнала сберега? Где вы, черти, так вас разэтак?!..

И это что еще за хрень? Над Атаром горела яркая зеленоватаязвездочка. Неподвижная, как огонек маяка. Судя по всему, очень далекая. Икаким-то образом светящая сквозь плотную пелену дыма, пепла и пламени. Сварогнедоуменно пожал плечами. Какая только ерунда не происходит…

Стоп, это что? Они? Они! А кто ж еще-то…

Он раздвинул подзорную трубу, рукавом протер окуляр, вскинулк глазу.

Сквозь дождь, одна за другой, растягиваясь цепочкой, из-замыса в месте впадения реки Улак в Редернейский залив выбиралась флотилиявесельных лодок. Вот именно такая картинка, что характерно, всегда рисоваласьСварогу, когда он слышал «Из-за острова на стрежень». Разве что обрамлениенынче подкачало. Ни тебе волжских просторов, ни расписных челнов под яснымсолнышком и звона свадебных чарок. Есть одна лишь молчаливая гребля сквозьзавихрения дыма и пепла.

Гребли слаженно, сильно, рук не жалеючи, подгоняемые жаждойжизни и стоном погибающей земли за спиной. Наверное, на эти рыбацкие лодкиможно ставить незамысловатый парус, но дул встречный ветер и приходилосьполагаться только на мускульную силу.

Годится. Нечего тут больше делать. Сварог вырубил прожектор.А то высунет какой-нибудь хмырь свое хайло в иллюминатор – бляха-муха, лодочнаяатака врагов гидернийской нации! То-се – и тревога. А броненосная громадагребцам и так видна: бортовые огни, свет в иллюминаторах. Увидят, в общем, еслижить хочется…

Закинув трофейную подзорную трубу за спину, Сварог еще разпосмотрел на загадочный огонек и осторожно, чтоб не сверзиться с мокрых скоб,соскользнул по скоб-трапу на палубу. Так, теперь люки над жилой палубой…Вокруг, хвала Аллаху, ни души: попрятались за броню от греха. Или капитан всехзагодя согнал вниз – чтоб панорама гибнущего материка боевой дух не снижала.Это хорошо. Это нам на руку… Держа шаур стволом вверх и пригибаясь, как подартобстрелом, наконец-таки чувствуя себя в родной стихии – это вам, ребятки, нена троне скучать, – он припустил к носу вдоль правого борта. Артобстрел неартобстрел, но гремело очень даже похоже: грозовые раскаты, гул сотрясаемогоматерика, удары волн о борт… да и птицы, которых тут чертова пропасть, развелигалдеж, будто хорек в курятник забрался… Оскальзываясь на мокрой палубе, Сварогдобежал до трапа, ведущего к рубке. Из-за ящика, в коем можно предположитьналичие противопожарного песка, с одной стороны торчали одеревеневшая рука соскрюченными пальцами и ствол карабина, с другой – высовывалась нога в форменномботинке. Ага, понятно: вахтенный матрос вахту сдал.

Сварог приблизительно мог себе представить, что произошло.Из темноты беззвучно возникла бегущая собака. Ну собака и собака, выловиликакие-то раздолбаи из воды, пустили побегать по верхней палубе – или неуследили, и та удрала. Повода поднимать тревогу вахтенный уж точно не усмотрел.Может, забормотал нечто успокаивающе, вроде обычного «хороший песик»… Но вот кчему матрос оказался совершенно не готов, так это к стремительному, без рыка ипрочих собачьих ритуалов, к не по-собачьи выверенному прыжку – чтоб сразу вгорло, чтоб сразу насмерть…

Сварог поднял взгляд на скупо освещенную рубку. Человеческихфигур вблизи залитого дождем ветрового окна (то бишь иллюминатора) не маячило.Выходит, здесь порядок.

Интересно, рубка была заперта? Да уж конечно, не распахнутанастежь, а дверную ручку поди поверни собачьей лапой. Наверняка Чу, поднимаясьпо трапу, обернулась человеком. Открыла дверь и человеком вошла внутрь. Можносебе представить обалдение вахты, когда уверенно, как к себе домой, в святаясвятых эскадренного броненосца заходит женщина, коей вообще не место накорабле, и, не дав ни мига на осмысление, вдруг прыгает на тебя, в полетепревращаясь в нечто! Тот счастливчик, что стал первой жертвой, надо думать,даже не успел разобрать, что именно сшибло его с ног и клещами перекусилогорло…

Броневые люки на носу Сварог обнаружил без труда. Военномучеловеку их назначение было понятно с первого взгляда: чтоб в случае аврала, несоздавая заторов, морячки быстренько выкарабкались наверх.

Затягивая ворот последнего люка, Сварог услышал за спинойшлепанье, скрежет и частое дыхание. Отпрянул в сторону, выхватывая шаур,обернулся.

Чуба! Тьфу ты, блин, напугала… Женщина-волк подкралась почтивплотную – умеет, однако. Он вытер мокрое лицо, улыбнулся… да так и застыл.

Чуба стояла неподвижно, на напружиненных лапах, буравя егополыхающими рубиновым светом глазами, и помимо воли и разума Сварогу сделалоськак-то… в общем, как-то не по себе. Зашевелились в подкорке обломки суеверий,из глубин потянуло сквознячком мыслеобразов, смутных и размытых, сзаплесневелым душком ветхости: треснувшие зеркала, свечи, кладбищенские кресты,бородатые старцы с книгами из человеческой кожи, полнолуние и волчий вой… Чегоона смотрит-то? Облик бертольера, который Сварог так и не скинул, псине непонравился, что ли? Так ведь по запаху должна определить, что перед ней свои… Икак прикажете вести себя с оборотнем, когда он… она… когда оно в ипостасиволка? Поговорить не поговоришь. Почесать за ухом, благодаря за службу?Сотворить, что ли, из воздуха кусок сахара?.. Вдруг вспомнилось, что шаур-то –с безмерным запасом серебра…