Моего упрямства хватило на полминуты. Я со злобой вцепиласьв кусочек белой ткани и вытерла глаза.

— Ненавижу.

— В первый год все плачут. Человеческие эмоции захлестывают.Так или иначе, но все мы немного дети. Раньше я не могла сдержать слез при видезаката. А порой плакала от умиления, почувствовав вкус арахисового масла. — Онапогладила меня по голове, нежно поддела пальцами прядку, которую я заправляю заухо.

— Такие чудесные, шелковистые волосы, — заметила она. — Икаждый раз все короче и короче. Почему вы их не отращиваете?

Я уже не сдерживала слез: от гордости не осталось и следа,защита пала.

К чему отговорки, что за короткими легче ухаживать? Если ужна то пошло, я пришла сюда выговориться и получить помощь… может, мне и вправдупомогут.

— Это не нравится ей. Она любит длинные. Вопреки моиможиданиям, Утешительница не заохала.

Кэти хорошо знала свое дело. Ее слегка бессвязный ответпоследовал всего через полсекунды.

— Вы… Она… она так сильна?

С моих губ слетела страшная правда.

— Да, если того пожелает. Наша история нагоняет на неескуку. К примеру, когда я работаю, она все больше дремлет. Но все равно оназдесь, внутри. Иногда я чувствую, что она ничуть не слабее меня. — Мой голосстих до шепота.

— Странница! — ужаснулась Кэти. — Что же вы мне раньше несказали, что все так плохо? И давно это?

— Становится все хуже. Она все сильнее, но не настолькосильна, как Целитель рассказывал — помните, про Кевина? Контроль она пока незахватила. И не захватит. Я ей не позволю! — В голосе у меня появилисьистерические нотки.

— Конечно, этого не случится, — успокаивала она. — Конечно,нет… Нужно было раньше мне сказать, что вы так… несчастны. Вам стоит показатьсяЦелителю.

Вся в растрепанных чувствах, я не сразу поняла, что онаимеет в виду.

— Целителю? Вы хотите, чтобы я сменила тело?

— Никто не осудит ваш выбор, Странница. Если носительдефективен…

— Дефективен? Проблема не в ней, а во мне. Я слишком слабадля этого мира! — Я сидела, униженная, уронив голову на руки. Слезы душили.

Кэти осторожно меня приобняла. Я так старалась совладать сбурей эмоций, что не отодвинулась, хотя и считала объятия делом интимным.

Мелани тоже не пришла в восторг от идеи обниматься с чужаками.

Само собой, она все слышала и сейчас, когда я наконецпризнала ее власть, торжествовала. Злорадствовала. Если меня переполняличувства, ее всегда было сложнее контролировать.

Я попыталась успокоиться и поставить нахалку на место.

«Это ты не на своем месте». Ее мысль была тиха, ноотчетлива. Неужели все так плохо? Она уже настолько сильна, что может говоритьсо мной, когда пожелает. Это было почти так же ужасно, как в первые минутыпосле пробуждения.

«Уходи. Теперь я здесь живу». «Ни за что».

— Странница, дорогая, нет. Вы не слабая, мы обе это знаем.

— Гм.

— Послушайте. Вы сильная. Необычайно сильная. Наш вид вомногом единообразен, но вы выделяетесь из массы, вы храбрая. И ваши прошлыежизни — лучшее тому доказательство.

— Прошлые, может быть, а эта? Куда делась моя сила?

— Люди более индивидуальны, чем мы, — продолжала Кэти. — Ониочень разные, и некоторые сильнее других. Я действительно верю, что любогодругого Мелани сломала бы за считанные дни. Может, это случай, может, судьба, —судя по всему, столкнулись два самых сильных представителя наших видов.

— И сравнение явно не в нашу пользу, верно? Она меня поняла.

— Она не побеждает, Странница. Я ведь сейчас говорю с вами.А она лишь тень в уголке вашего сознания.

— Она разговаривает со мной, Кэти. Думает о чем то своем. Унее даже есть свои секреты.

— Но она же не говорит вместо вас? Я бы на вашем месте ислова не выдавила.

Я не ответила. Я чувствовала себя слишком несчастной.

— Думаю, вам стоит задуматься о реплантации.

— Кэти, вы только что сказали, что она сломает любую другуюДушу. Не знаю, соглашусь ли я с вами… возможно, вы всего лишь выполняете своюработу и пытаетесь меня утешить. Но если она и правда так сильна, нечестнопередавать ее кому то другому только потому, что я «не справилась». Вы бысогласились ее взять?

— Я не хотела вам говорить, чтобы не расстраивать.

— Это значит, что…

— Вряд ли это тело признают годным для повторногоиспользования.

— О о!

По спине побежали мурашки, причем ужас охватил не толькоменя.

Мысль показалась неприемлемой. Я так легко не сдамся. Вседолгие годы, пока моя последняя планета — мир Водорослей, как ее здесьназывали, — вращалась вокруг своих солнц, я ждала. И хотя постоянно ощущатьсебя вкопанной оказалось куда сложнее, чем представлялось, хотя жизнь Водорослипоказалась бы вечной на этой планете, я не сменила тело, до конца прошлажизненный цикл носителя.

Отказ от тела выглядел расточительством, неблагодарным инеправильным, насмешкой над Душами, над самой нашей сутью. Мы делали наши мирылучше — в противном случае мы их просто не заслуживали. Вдобавок мы былибережливы. Все, что нам доставалось, мы улучшали, делали более красивым имирным. А люди, грубые и разнузданные, так часто убивали друг друга, чтоубийство стало частью их жизни. За тысячелетия они изобрели разнообразныеистязания: даже сухие официальные выкладки приводили меня в ужас. Войныбушевали почти на каждом континенте — узаконенное убийство, убийство по приказу,порочное и весьма эффективное. Представители мирных наций отворачивались, чтобыне видеть, как их сородичи умирают от голода на их пороге. Богатые ресурсыпланеты распределялись неравномерно. И что самое мерзкое, их отпрыски — новоепоколение, на которое мой вид чуть ли не молится, надежда на будущее — слишкомчасто становились жертвами жутких преступлений. И виноваты в этом ненезнакомцы, воспитатели и опекуны. Страшными ошибками и алчностью людиподвергли опасности весь земной шар. Сравнивая вчерашний день с сегодняшним,нельзя не признать, что благодаря нам Земля стала лучше.

«Вы уничтожаете целые виды, а потом похваляетесь друг переддругом».

Я сжала руки в кулаки.

«Вот избавлюсь от тебя — и дело с концом», — напомнила я ей.