Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван, вытащив ручку-прутик, промчался вперед, в сумеречное ипахучее тепло ресторана, а Ингеборга сказала в спину Павла Степанова:
— Зачем ты позволил ему так вымокнуть? Он же не понимает,что у тебя такое… своеобразное настроение!
Он покосился на нее и ничего не сказал.
— Пап, я здесь! Инга Арнольдовна, а помните, мы тут с вамивстретились, еще когда вы со мной не занимались? Помните?! У нас опять хорошийстол, прямо рядом с рыбами! Инга Арнольдовна, а вы умеете есть палочками?
— У вас телефон звонит, Павел Андреевич, — сказала Ингеборганегромко, — вы что, не слышите?
Он не слышал. Он вообще забыл про то, что у него естьтелефон.
Он вынул телефон из кармана и посмотрел на него снедоумением, как будто не вполне понимал, что именно должен с ним сделать.Телефон звонил у него в руке, и — странное дело! — Иван не обращал на негоникакого внимания.
— Да!
— Паш, это я.
Голос Чернова прозвучал неожиданно близко, и в нем былиинтонации, к которым за последнее время Павел Степанов уже привык. В нем былообещание близкой и неотвратимой беды.
— Ну? Что теперь? Теперь ты в реанимации?
— Я возле твоего дома. А ты где? Я тебе домой звонил,звонил…
— А что тебе надо возле моего дома?
— Мне поговорить бы с тобой, Паш. Прямо сейчас. Ты где?
Ингеборга посмотрела на Степана и сказала его сыну:
— Пока ты еще не снял кроссовки, может, обойдем этотаквариум со всех сторон? Мне хочется посмотреть вон на тот замок.
— Замок — это ерунда для детей, Инга Арнольдовна! У них тутраньше краб жил, так он жрал всех рыб подряд. Можно было попросить у них рыбу иему скормить.
— Живую?! — ужаснулась Ингеборга, и Иван моментальнопочувствовал свое взрослое мужское преимущество.
— Дохлую, — сказал он снисходительно, — дохлую и вонючую.Только он потом куда-то делся.
— Я в «Старике Цао». Помнишь, мы здесь однажды пиво пили?Осенью, по-моему. Ну, на Покровском бульваре. На машине ровно тридцать секунд.Сейчас от дома отъедешь, направо и еще раз направо, на бульвар. Понял?
— Понял, — нехотя сказал Чернов, — жди. Сейчас будем.
Итак, опять что-то приключилось. Через минуту он все узнает.Осталось подождать только одну минуту. Змея в виске уже прогрызла все мягкиеткани и теперь с упоением терзала кость.
Иван маячил с той стороны аквариума, похожий на чудищеморское из-за толстого слоя зеленой воды и многочисленных колыхавшихсяводорослей. Ингеборга выпрямилась и поверх аквариума посмотрела прямо Степану влицо.
— Что случилось?
— Я не знаю. Он сейчас приедет. Он звонил от моего дома.
Она помолчала.
— Может, мне лучше увести Ивана?
— Не выдумывай, — сказал он тихо, — как ты его уведешь? Онмоментально перепутается. Он у нас натура тонкая.
— Весь в отца, — услужливо подсказала она и опять скрыласьза аквариумом.
Чернов показался в дверях полутемного зала даже раньше, чемСтепан мог предположить. Из-за его плеча выглядывала Саша, вид у нее былрастерянный.
Степан помахал им рукой.
— Вечер неожиданных и приятных встреч, — пробормотал он себепод нос, — Саш, а ты откуда?
— Я привезла Вадима из Сафонова, — скороговоркой сказалаСаша, заглядывая за спину Степана, — ты же мне сам сказал.
— Сказал, — признался Степан. — Знакомьтесь, ИнгаАрнольдовна, это мой зам, Чернов Вадим. Это наш офис-менеджер Волошина Саша. Явам про них рассказывал. Ребята, это… Инга Арнольдовна, — почему-то он недобавил «воспитательница Ивана».
— Вообще-то меня зовут Ингеборга, — не дождавшись, когда онскажет про воспитательницу, проговорила Ингеборга, — или Инга. Кому какудобнее.
— Ингеборга? — переспросил Чернов с неподдельным интересом иуселся за стол. — Какое красивое имя. Волнующее. Садись, Саш. В ногах правдынет.
Платинововолосая красавица как-то неловко села, даже несела, а приткнула себя за стол, как будто в одночасье у нее внутри испортилсямеханизм, отвечавший за координацию движений.
Что-то с ней не то, определила Ингеборга. Что-то с нейслучилось, и непонятно, только что или когда-то давно. Подбежал Иван, ткнулся вЧернова худым животом, боднул головой в плечо и радостно протрубил.
— Привет!
Чернов как будто весь растекся лужицей и сразу пересталнапоминать агента Малдера из сериала «Секретные материалы». Под локти он поднялИвана над столом, потряс немножко, покрутил из стороны в сторону и поставил наместо.
— Класс! — оценил он. — Ты стал совсем большой парень Чего кнам не едешь?
— Папа не берет.
— Папа! — передразнил Чернов. — Подумаешь, папа! А ты будьнастойчивей!
— Мы еще ничего не ели, — сообщил Степан в пространство, —вы будете?
— Вам, наверное, поговорить нужно, Павел Андреевич, —сказала Ингеборга. Степанов зам ей понравился, а девушка, ясное дело, нет. — Ямогу…
Но Степан перебил.
— Ничего не нужно. У тебя какие-то секреты. Черный?
Чернов пожал плечами:
— Да нет. Не так чтобы очень. Просто ты должен знать..
— Ну? Я слушаю. Что я должен знать?
Чернов переглянулся с платинововолосой красоткой, котораястала еще печальнее.
— Я замерз там как собака, в этом Сафоново, — сообщилЧернов, как будто именно в этом было все дело, — я замерз и надел свою куртку,которая у нас в «кабинете» за дверью висела.
— Какую куртку? — переспросил Степан. Почему-то в голове унего была только одна куртка — синяя рабфаковская спецуха Петровича, в которойон нашел пузырек. — Какую куртку, Черный?
— Да никакую, — сказал Чернов с досадой, — мою. Которая задверью висела. Я в ней… семнадцатого числа на работу пришел. А потом жараначалась, и я ее в Сафоново оставил. В «кабинете».
— Ну и что?
— Ну и то. Я в ней был, когда Володьку Муркина нашел, в этойсамой куртке. Я тогда вокруг него ходил, ходил, все не верил, что он… того,мертвый. — Тут Чернов из деликатности покосился на Ингеборгу. — Потом я подошели понял, что он все-таки мертвый, а потом нашел эту самую штуку.