Что-то сильно дернуло его, как отбросило, он оторвался оттела, которое корчилось перед ним, и тяжело сел к стене. И вытер то красное,что заливало его глаза. Вокруг что-то гремело, топало, перемещалось, падало, ноему почему-то трудно было рассмотреть, что именно.

— Вовсе не надо было так стараться, — сказал откуда-тосверху Игорь Никоненко, — ты же обещал сдерживаться, Павел Андреевич!

— Сдерживаться, — повторил Степан, тяжело дыша, — ясдерживался, твою мать!..

— Ты ведь все знал заранее, — продолжал Никоненко. Присев накорточки, он очень близко рассматривал лицо Степана. — Вот, черт побери,современные истеричные люди! Все психи как один!

— Я не псих, — возразил Степан мрачно, — просто я не смогдальше терпеть.

— И не надо было ничего терпеть. Я уже за ручку дверивзялся, когда ты на него кинулся. Зачем, мать твою? А если бы он выстрелил?

— А… Леночка?

Никоненко сунул пистолет за ремень джинсов и усмехнулсяхолодно.

— Все в порядке с вашей Леночкой. С ней вообще никакиххлопот не было. Ее увезли давно. И… этого сейчас увезем.

— Паш, давай я тебя… тоже домой отвезу, — сказал Черновгде-то рядом, — можно, капитан? Или он тебе сегодня еще нужен?

— Сегодня он больше ни на что не годен, — пробормоталНиконенко, — вези давай. И пусть на ночь водки выпьет. Пол литра. Залпом.

— Пошли, Паш. Давай-давай, пойдем потихоньку!..

В конторе толпились какие-то незнакомые люди, висел сизыймахорочный дым, и всполохи мигалки на двух милицейских «газиках» выхватывали изночи то ближайшие кусты, то доисторические горы песка на краю котлована. Степанхотел сказать Чернову, что никуда не поедет, пока не разберется со всеми этимилюдьми, что контору нельзя оставлять без присмотра, что нужно вызвать Юденичаили Полуйчика, но Чернов подталкивал его в спину, и Степану внезапноподумалось, что никакие его указания в данный момент значения не имеют.

Все прошло, все закончилось. Указания вполне могут подождатьдо завтра, а пока здесь разберутся и без него.

У него есть люди, которым он вполне может доверять.

Близкие люди. Например, Черный. Или капитан Никоненко ИгорьВладимирович.

Степан улыбнулся, втискиваясь на пассажирское сиденье«лендкрузера».

Всю дорогу они молчали, только уже в Москве Степан попросил,не открывая глаз:

— Ты все-таки вернись в Сафоново, Черный! Возьми мою машину.Посмотри, что там к чему. Деньги есть, чтоб ментам заплатить?

Чернов покосился на него.

— Конечно, вернусь. Ты не переживай, Паш, — добавил он,подумав, — самое главное, что все уже закончилось…

В окнах его квартиры горел свет, и Степан вдруг подумал, чтоеще совсем не поздно, особенно для субботнего вечера.

Сколько там? Полдвенадцатого?

— Давай я тебя до квартиры доведу, — предложил Чернов. —Машину я утром пригоню. И больше ключи от нее никому не давай, а то на ней ещекого-нибудь укокошат и скажут, что это ты!

— Пошел ты, Черный!..

В квартиру он поднялся сам. Не хватало еще в завершениеэтого чудного дня устроить сцену на лестничной площадке в присутствии Чернова.Степан был совершенно уверен, что сцена непременно состоится: он приехал срединочи и в несколько причудливом виде — с разбитым лицом, в разодранной рубахе,обильно политой кровью.

Черт знает что!

На шум ключа, поворачивающегося в замке, в коридор выглянулавстревоженная Ингеборга с книжкой в руке. И вытаращила глаза.

— Паша?!

— Послушай, — сказал он торопливо, — я знаю, что все этонужно делать не так, но все-таки выходи за меня замуж, а? И черт с ними, срозами, и номером для молодоженов! А?

Она швырнула книгу на пол и осторожно подошла поближе, какпловец, который все еще не уверен, стоит лезть в воду или не стоит. Лицо у неедрогнуло.

— С каким номером для молодоженов, Паша?

— С таким, — выговорил он, чувствуя, как плохо шевелятсяразбитые губы, — выходи за меня замуж. Пожалуйста.

Она подошла к нему совсем близко и неуверенно обняла за шею.Он прислонился щекой к ее макушке и закрыл глаза.

— У меня есть условие, — вдруг сказала она, и он открылглаза.

Все, что угодно.

Он был готов на любые условия.

— Я за тебя выйду, Паша, только если ты не станешьприставать ко мне со сменой фамилии. «Ингеборга Степанова» звучит как-тостранно, правда?

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чемименно она говорит. А когда он понял, оказалось, что сегодня — самый лучшийдень в его жизни.

— Ладно, — решил он и крепко прижал ее к себе, — черт с ней,с фамилией!