Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Похоже, тетушка Талита ошибалась, и старый альбиносвсе-таки был прав, – с благоговением сказала Сюзанна. – Это наверняка тот самыйДэвид Квик, предводитель разбойников. Ну и громила – ты только взгляни, Роланд!Должно быть, его пришлось натереть салом, чтобы втиснуть в кабину!
Роланд кивнул. Зной и время иссушили восседавшего в железнойптице человека, оставили от него лишь обтянутый пергаментной кожей скелет, но исейчас еще бросалось в глаза, как широки были когда-то эти плечи и массивнаизуродованная голова.
– И благородный Перт на землю пал, – продекламировалстрелок, – и гром сотряс окрестные пределы.
Джейк вопросительно поглядел на него.
– Это из старого стихотворения. Благородный Перт, великан,отправился сразиться с тысячью мужей, но не успел он покинуть родные места, каккакой-то малыш кинул камень и угодил ему в колено. Благородный Перт споткнулся,тяжесть доспехов увлекла его наземь, и, падая, он свернул себе шею.
– Напоминает притчу о Давиде и Голиафе, – сказал Джейк.
– Он не горел, – подал голос Эдди. – Ручаюсь, у него простокончилось горючее, мотор сдох, и парень попытался сесть на дорогу. Говорите,что хотите – варвар, разбойник, – но мужик он был отчаянный.
Роланд кивнул и посмотрел на Джейка.
– Ты как, ничего?
– Ничего. Вот если б он все еще был… ну… скользкий, мне бы,пожалуй, похужело. – Джейк перевел взгляд с мертвеца в самолете на город. Ладтеперь был гораздо ближе и вырисовывался отчетливее, и хотя стали видныбесчисленные выбитые окна в домах-башнях, мальчик, как и Эдди, не окончательнопотерял надежду найти в городе помощь. – Готов спорить, после его гибели все вгороде стало… разваливаться.
– Я думаю, ты выиграл бы спор, – сказал Роланд.
– Знаете что? – Джейк опять внимательно разглядывал самолет.– Может быть, те, кто построил город, строили и самолеты, но я голову даю наотсечение, что этот самолет – из наших. В пятом классе я писал реферат овоздушных боях и, по-моему, узнаю машину. Роланд, можно мне взглянуть на неепоближе?
Роланд утвердительно наклонил голову.
– Я с тобой.
Шурша высокой травой, все трое подошли к самолету.
– Вот, смотри, – показал Джейк, – видишь пулемет под крылом?Это немецкая модель с воздушным охлаждением, а самолет –"фокке-вульф", выпущен накануне второй мировой. Точно. Так что он тутделает?
– Пропадает прорва самолетов, – вмешался Эдди. – Взять, кпримеру, Бермудский треугольник. Понимаешь, Роланд, есть над одним из нашихчетырех океанов такое нехорошее местечко. Считается, что заколдованное. Так,может, это такая здоровущая дверь от нас к вам – дверь, которая почти всегдаоткрыта? – Эдди сгорбился и бездарно изобразил Рода Серлинга: –"Пристегнуть ремни, приготовиться к болтанке: наш самолет входит… в зонуРоланда!"
Джейк и Роланд – они теперь стояли под уцелевшим крыломсамолета – не обратили на Эдди ни малейшего внимания.
– Подсади меня, Роланд.
Роланд помотал головой.
– С виду крыло крепкое, но только с виду. Эта штукапролежала тут очень долго, Джейк. Упадешь.
– Тогда подними меня.
Эдди предложил:
– Давай я, Роланд.
Стрелок взглянул на свою покалеченную кисть, пожал плечами исцепил пальцы обеих рук замком.
– Этого будет довольно. Он легкий.
Джейк скинул ботинки и проворно взобрался вимпровизированное стремя. Чик визгливо залаял, хотя от возбуждения или втревоге, Роланд не сумел бы сказать.
Мальчик, прижимаясь грудью к ржавому закрылку, смотрелтеперь прямо на изображение кулака с зажатой в нем молнией. Один край эмблемынемного отставал от поверхности крыла. Джейк ухватился за него и потянул.Эмблема отделилась от крыла так легко, что Джейк неминуемо полетел бы спинойвперед в траву, если бы стоявший за ним Эдди не поддержал его ладонью подмягкое место.
– Так я и знал, – сказал Джейк. Под кулаком с молнией быладругая эмблема, открывшаяся теперь почти целиком, – свастика. – Просто хотелосьувидеть собственными глазами. Можешь опускать.
И они пошли дальше, но до самого вечера, оглядываясь, всякийраз видели над высокой травой, словно надгробный памятник благородному Перту,неясный силуэт хвоста самолета.
Вечером пришла очередь Джейка разводить костер. Когдахворост, с точки зрения стрелка, был уложен удовлетворительно, Роланд протянулДжейку кремень и кресало:
– Поглядим, как ты управишься.
Поодаль дружески обнявшись сидели Дийны. Под вечер Эддинашел у дороги ярко-желтый цветок и сорвал его для Сюзанны. Теперь цветоккрасовался у той в волосах, и всякий раз, как Сюзанна смотрела на Эдди, губы еетрогала едва заметная улыбка, а глаза наполнялись светом. Подмечая это, Роландрадовался. Любовь молодых людей углублялась, крепла. Добро! Без истиннойглубины и силы их чувству было не пережить грядущие месяцы и годы.
Джейк высек искру, но та сверкнула и погасла в несколькихдюймах от растопки.
– Поднеси кремень поближе, – велел Роланд, – и держи ровно.И не бейкресалом, Джейк, чиркай.
Джейк попробовал снова. Искра полетела прямо на растопку.Оттуда поднялась тонкая струйка дыма, но огня не было.
– Кажется, у меня не очень-то хорошо получается.
– Научишься. А покамест поразмысли вот над чем: чему даютжизнь с наступлением ночи и отнимают, едва займется день?
– Что-что?
Роланд подвел руки Джейка поближе к холмику сухих прутьев ищепок.
– Сдается, этого в твоей книжице нет.
– А, загадка! – Джейк высек новую искру. Растопка занялась,но пламя быстро погасло. – Так ты и загадки знаешь?
Роланд кивнул.
– Да, и не одну. Мальчишкой я знал их добрую тысячу – онисоставляли часть моих штудий.
– Правда? Но зачем учиться отгадывать загадки?
– Ваннэй, мой наставник, говорил: ежели какой отрок умеетсыскать ответ на загадку, стало быть, оный отрок умом ловок и изворотлив. Попятницам в полдень мы состязались в искусстве отгадывать загадки, и победителяили победительницу отпускали домой пораньше.
– И часто тебе удавалось уйти пораньше, Роланд? – спросилаСюзанна.
Стрелок, не сдержав улыбки, покачал головой.
– Я любил загадки, но никогда не был силен по части отгадок.Ваннэй видел причину в том, что я чересчур глубоко задумываюсь. Отец винил меняв недостатке воображения. Думаю, правы были оба… но отец – чуть ближе к истине.Я всегда выхватывал револьвер проворней любого из однокашников и стрелял метче,но вот похвалиться изворотливостью ума не мог.