этим, как сильно он огорчен. Это символический акт – надрыв горловины одежды. Сделав это, он подчеркнул, как сильно задели его слова Иисуса, насколько сильным богохульством это для него прозвучало. Хотя формально оскорбления в адрес Бога в словах Иисуса не было, и за то, что человек считает себя Христом и мессией, смертная казнь не положена. Но священник, раздирая на себе одежду, тем самым настаивает, что это – богохульство, и не оставляет шанса остальным членам синедриона думать иначе. Синедрион, конечно, орган коллективный и совещательный. Однако «все равны, но некоторые равнее», поэтому вариантов думать и голосовать как-то иначе после этого жеста уже нет.

Мк. 14:65–68 «И некоторые начали плевать на Него и, закрывая Ему лицо, ударять Его и говорить Ему: прореки. И слуги били Его по ланитам. Когда Петр был на дворе внизу, пришла одна из служанок первосвященника и, увидев Петра, греющегося, и всмотревшись в него, сказала: и ты был с Иисусом Назарянином. Но он отрекся, сказав: не знаю и не понимаю, что ты говоришь».

Казалось бы, как это возможно, что Петр не помнит того, что говорил ему Иисус? Но он действительно не помнит – по той простой причине, что его психологические защиты выключили эти воспоминания. Его психика не связывает происходящее с тем, что совсем недавно говорил ему Иисус. Мы иногда не можем понять и представить себе, как такое может быть, что человек не осознает, что творит, и почему ему говорили, а он вообще не понял. Но так работает наша психика. Она может вообще выключить воспоминания и как будто превратить одного человека в другого.

Мк. 14:68 «Но он отрекся, сказав: не знаю и не понимаю, что ты говоришь. И вышел вон на передний двор; и запел петух».

Здесь, кажется, уже трудно не вспомнить.

Мк. 14:69–72 «Служанка, увидев его опять, начала говорить стоявшим тут: этот из них. Он опять отрекся. Спустя немного, стоявшие тут опять стали говорить Петру: точно ты из них; ибо ты Галилеянин, и наречие твое сходно. Он же начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите. Тогда петух запел во второй раз. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели петух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня; и начал плакать».

Заверения Петра, что он не знает этого человека, – не ложь. Просто он знает совершенно другого Христа. Тот Иисус, которого знает Петр, – тот образ вождя, лидера – живет внутри самого Петра. Все это время Петр и остальные ученики, общаясь с Иисусом, на самом деле общались только с собой, с собственными представлениями, иллюзиями, очарованиями. И вот происходит крах иллюзий, и оказывается, что ничего этого не было. Они все это выдумали. Представляете, насколько тяжело выходить из мира иллюзий в реальный мир? Каждый из учеников сейчас испытывает ужас: ожидания царствования и победы летят в тартарары. Фактически, с их психикой сейчас совершается своеобразная хирургическая операция. От нее отрезается целый пласт, как будто ампутируется конечность, которая уже жила в земном мессианском царстве, где они были почти царями и делили мир. И вот вдруг выясняется, что эту «конечность» нужно отрезать. На пустом месте что-то непременно возникнет, но не сразу, а позже, спустя какое-то время. А пока там страх, ужас и разочарование. Петухи пропели, а значит, конец. Значит, скоро взойдет солнце, начнется новый день. Этот цикл завершился. Это солнце уже было на небе, теперь оно должно умереть. Оно уже начало умирать в Гефсиманском саду, а теперь умрет окончательно, чтобы начался новый цикл. Собственно говоря, восхождение на крест в новом дне – это еще один абсолютно солярный символ.

Солнце – символ одновременно торжествующий и страдающий. Торжествует он, когда на небе, а страдает, когда заходит за горизонт и пожирается ночной тьмой. Люди всегда воспринимали это именно так. Это потом мы узнали про движение планет, но до этого психика воспринимала реальность исходя из контекста, который был ей доступен, поэтому в ней есть идея, что Бог может страдать. Такой же сюжет мы наблюдаем и в Египте, и у ацтеков. Да и у всех остальных народов есть история, где Бог должен страдать, чтобы победить тьму на пути к своему воскресению. Сюжет архетипичный и древнейший. И он продолжает жить там, где возник, – внутри нашей психики. И вот здесь он разыгрывается в физическом мире, полностью совпадая с внутренними представлениями. Реальность, которая состоит из данного физического мира, совмещается с идеей, которая заключена в мире идеальном. Идеальное становится материальным, а материальное – идеальным. Мир идей воплотился в мире материи. Бог стал человеком, а человек – Богом. Только овцы пока еще не поняли главного. Но всему свое время.

Глава 31

Мк. 15:1–15

Допрос – Иисус или Варавва

Мк. 15:1–2 «Немедленно поутру первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион составили совещание и, связав Иисуса, отвели и предали Пилату. Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он же сказал ему в ответ: ты говоришь».

По еврейским законам для вынесения приговора о смертной казни должно было быть два заседания, между которыми прошли хотя бы сутки, чтобы могли открыться какие-то новые обстоятельства. Синедрион не соблюдает букву закона и пытается придать ситуации какую-то видимость законности. Но по большому счету это несущественно, потому что, даже если бы они его выполнили, все равно приняли бы то же самое решение. Соблюдение судебного порядка ничего бы не изменило: они не собирались поступать иначе. Все происходящие события – это ведь в некотором смысле суд и над законом как механизмом регулирования отношений в обществе. Да, закон необходим, для кого-то он благо, но где-то он просто не работает, как здесь. Спешка первосвященников и саддукеев обусловлена желанием успеть провести казнь до Пасхи, ведь это большой праздник, и нехорошо, чтобы распятие происходило в такой день. Хотя вроде бы уже прошла Тайная Вечеря, а значит, был пасхальный седер. Здесь есть путаница в датах, к тому же синоптики [106] говорят об одном времени, а Иоанн – о другом. Дело в том, что Пасха – действительно большой праздник, и евреи старались отпраздновать его в Иерусалиме – это считалось правильным, поэтому к Пасхе в Иерусалим стекались толпы народа. И уместиться в нем все могли не все желающие. Поэтому допускалось, что за несколько дней до Пасхи уже можно было начинать проводить пасхальный седер, предвосхищая наступление праздника, которое знаменовалось конкретными действиями и событиями. Этим обычно и