о грехах твоих напомнить. Сколько душ загубил ты, сколько судеб искалечил! Кайся, нечестивец, кайся немедля в содеянном! – Роксана схватила со стола и поднесла к лицу Всеволода ярко горящую свечу. Голос её взволнованно звенел над ухом великого князя.

– Я каюсь, каюсь! Только убери, прошу тебя, убери от меня эту свечу. Огонь ада… Вижу уже, как… Охватывает он… мою душу!

Всеволод отчаянно замахал руками, пытаясь отстранить от себя свечу, но Роксана решительно оттолкнула его длани.

– Да прожжёт тебя сей огонь! – Она ещё ближе поднесла пламя свечи к лицу Всеволода. – Что глядишь? Тяжко бремя грехов?! Вспомни, как повелел убить ты мужа моего, князя Глеба. Коварно, предательски, исподтишка! Не в честном бою, но чужими дланями, в дальнем селе!

– Можешь, Роксана, не говорить об этом. Разве о таких грехах каются перед смертью? Глеб? Да, я послал Яровита и Бьерна в Новгород, я велел им убить Глеба… Я знал, на что шёл, – медленно, прерывисто шептал Всеволод, почти не разжимая зубов. – Но верую: за это Господь простил бы меня… Ибо, поднимая руку на племянника, на свою кровь, думал я не о себе, а о благе Руси!

– Нет тебе прощенья! – гневно перебила его Роксана. – Ибо готов ты кого угодно продать, чрез кровь преступить, роту любую стопами попрать! Нет в тебе ни чести, ни любви, ни ненависти даже! Токмо властолюбие одно движет тобою! Червь изгрыз душу твою, прогнила она, душа твоя. Яко древо она, изнутри сгнившее. С виду стройное, красивое, а под корою – труха единая!

– Не перебивай, Роксана, прошу тебя! – взмолился Всеволод. – Если уж пришла, выслушай… Не сказал я тебе главного: иной грех тяготит мою душу, не даёт ей покоя и тишины.

Всеволод печально взглянул на изумлённо изогнувшую брови Роксану и едва слышно прошептал:

– Нежатина Нива… Перед глазами моими… Каждый день… Вот и сейчас… Багряная полоса. Изяслав, мой брат… Он стоял на вершине кургана, я подполз сзади и… саблей, под левую лопатку… За это нет мне прощения.

Роксана вскрикнула и испуганно отшатнулась. Полные ужаса прекрасные глаза пронзали Всеволода острыми кинжалами, он ощутил боль в груди и, морщась, заворочался под одеялом.

– А теперь уйди, прошу тебя. Я всё тебе сказал, – жалобно проговорил он. – Оставь меня, я умру, умру сегодня же, сейчас же. Нет больше мне места здесь, на земле.

– Как ты дошёл до такого?! – вырвалось из уст оцепеневшей Роксаны.

Великий князь молчал, нечего было ему ответить на этот простой и страшный вопрос. Вдруг он резко поднялся с постели, отбросил одеяло и медленно, шатаясь, двинулся к стоящей на поставце иконе Спаса.

– Свет, свет вижу. Там, на иконе. Видишь, Роксана? – указал он дрожащим перстом. – Бог… Услыхал молитвы мои, – пробормотал он, неотрывно глядя на лик Спасителя, и без сил рухнул ничком на пол.

Роксана снова вскрикнула, свеча вдруг потухла и выпала у неё из руки.

– Гридни! – громко позвала она, распахнув дверь. – Худо князю!

Она метнулась прочь из опочивальни и, не оборачиваясь, бегом бежала по тёмному переходу. На душе у неё было жутко, страшно, казалось, соприкоснулась она ныне с тёмными силами ада и не человек, а ипостась дьявола корчится сейчас в предсмертных судорогах на полу опочивальни княжеского дворца.

Пришла в себя Роксана только на улице, когда полной грудью вдохнула в себя радостный свежий воздух наступающей весны…

Всеволод умирал. Гридни положили его неподвижное тело на постель, священник соборовал его, затем, как было положено по обычаю, Всеволод принял постриг с именем Андрей, и вечером, с последним лучом заходящего солнца, вежды великого князя сомкнулись навеки.

В разные концы Руси и в иные земли помчались скорые гонцы.

В Великом Новгороде седовласый боярин Яровит с грустью нальёт в чару красного хмельного вина, тяжко вздохнёт, вспомнит былое, обронит скупую слезу. Скажет сам себе:

– Ум был у тебя, князь, воля, твёрдость. Одного ты не понял: не повернуть жизнь вспять, не удержать в прохудившейся старой узде горячего скакуна. Потому и дела твои были малы и не принесли желанного.

В каменном замке в Нитре молодой уродец-горбун тоже выпьет чару вина за упокой княжеской души, тоже скажет вслух:

– Передерутся теперь между собой русские князья. А тебе, Мадьярия, крепнуть и прирастать новыми землями. Только дай, Господи, дай мне корону на голову!

В приморской Тмутаракани радостью заблестят глаза князя Олега, вскочит он на ретивого скакуна и полетит в степь, в станы половцев. Наступил, пробил его час!

В стольном Киеве, в большом доме у Михайловских ворот, пожилая женщина со следами былой красоты на лице, во вдовьей одежде сядет у окна, подперев рукой щёку, сощурит слезящиеся усталые глаза и прошепчет:

– Вот и всё, князь Хольти. Тебя любила когда-то, тебя хотела, ты меня оттолкнул. Принёс мне беды, несчастья, страдания. Будь же ты проклят!

А в утлой келье Печерского монастыря монах Иаков перевернёт последнюю страницу своей летописи и выведет на пергаменте красными чернилами:

«В лето 6601, апреля 13, преставился великий князь киевский Всеволод Ярославич».

И больше ничего. Не было у Иакова слов, не было мыслей. Всё было сказано.

КОНЕЦ

Сноски

1

Половцы – союз тюркоязычных племён, в XI–XIII веках занимали степи от Нижнего Дуная до Иртыша. Совершали опустошительные набеги на русские земли. Племена половцев возглавляли ханы.

2

Аварский шелом – тип защитного шлема. Имел лубяную основу, скреплённую металлическими пластинами.

3

Калантырь (калантарь, колонтарь) – защитный панцирь без рукавов, из металлических пластин, скреплённых кольчужным плетением. Состоял из двух половин и застёгивался с боков и на плечах.

4

Юшман – панцирь с кольчужными рукавами.

5

Каффа – город на юго-восточном берегу Крыма, современная Феодосия.

6

Тул – колчан со стрелами.

7

Аргамак – старинное название породистых скаковых лошадей.

8

Солтан – у половцев глава орды.

9

Кипчаки – самоназвание половцев.

10

Посадник – наместник.

11

Сакмагон – пеший лазутчик.

12

Бунчук – древко с привязанным хвостом коня, знак власти.

13

Меотийское болото – Азовское море.

14

Чермное море – Чёрное море.

15

Фрязин (др.-рус.) – итальянец.

16

Как ни то (др.-рус.) – как-нибудь.