иные недолгие эмоции. Но апатия не была прежней пустотой. Сейчас протекторша попросту утратила ориентиры и не видела смысла ни в чем. Особенно в своем существовании.

За пределами бесчувственного вакуума смысла так и не нашла.

И тем не менее…

— И тем не менее кольцо ты до сих пор не надела обратно.

Сара вздрогнула, как от хлопка. Затем открыла крышку коробки и начала перебирать содержимое.

— Пустым оружием быть проще, — продолжил я. — Но ты и сама знаешь, что все пережитые эмоции стоят того, чтобы с трудом зарабатывать каждую из них.

Из коробки она достала несколько книг. Верхний — учебник по физике. Сара разглядывала его с легкой улыбкой ностальгии.

— Это то немногое, что осталось у меня от брата. А еще записка, написанная им перед пропажей, — сказала она и выудила из страниц открытку.

Я взял ее и удивленно взглянул на затертую бумагу. Там был нарисован маяк в поле. Тот самый, красно-белый, ставший Центром души Сары. А на обратной стороне надпись:

«Однажды мы увидим мир».

— Когда он исчез, мать выбросила все его вещи, чтобы не горевать. Но она все равно плакала. Сначала погиб отец, затем Томас… Она говорила, что он умер, но я думаю, Томас не выдержал ее нападок и сбежал. Все в моей семье сбегали, как видишь. В минуты слабости. Но я не допущу, чтобы это коснулось и меня.

— Мы поможем, — уверенно сказал я. — Отложи пока кольцо. Дай нам шанс. Тебе не нужно больше прятаться.

— А ты, Макс? Как долго собираешься скрывать себя?

Она медленно встала и присела на столик передо мной, взглянула в мое потрясенное лицо, внимательно всматриваясь в каждую его точку.

— Я знаю, кто ты.

— Ты о чем? Я…

— Не притворяйся. Ты пронес меня сквозь собственную душу, забыл? Я знаю, что ты не хотел бы, но я видела. В зеркалах. И тебя самого в Параорбисе. Там ты был правильным.

Она протянула руки к моей шее, от прикосновения я напрягся как от раскаленной стали.

— Позволишь?

Я дышал часто и глубоко, сердце взволнованно билось. Мое молчание она приняла за согласие. Вытаскивая амулет из-под толстовки, Сара кончиками пальцев коснулась кожи. Костры в ее душе погасли, оставив беспросветную ночь и терпкий запах горелых поленьев. Луны в этом мире не было. Лишь чернота внизу и крошки вспыхнувших звезд.

Она сняла подвеску. И продолжила смотреть на меня. Не как на что-то неведомое, неправильное, не как на человека с отклонениями. Сара глядела с таким же спокойным любопытством, как и раньше. А я… мне вдруг стало так легко.

— Ты сын Антареса, — нарушила молчание она. — Всегда понимала, что с тобой что-то не так.

— Если тебе станет проще, то я и сам не знал этого, пока не нашел оболочку Антареса.

Перебирая меж пальцев звезду, Сара ухмыльнулась.

— И с тех пор скрывался. Кто еще из наших знает?

— Стефан. Ламия тоже знала.

— А звезды?

— Теперь про меня известно бóльшему количеству, чем надо. Просвещены единицы, но они воспользуются этим против Антареса. Другие не знают, куда меня деть.

— И что думаешь сам?

Я помедлил с ответом, наблюдая за подвеской в ее руках.

— Что я устал в одиночку тащить это на себе. Не могу больше притворяться, что я такой, а на самом деле другой, кивать и соглашаться, просто делать так, как нужно. Они все пытаются превратить меня в кого-то иного, решить за меня, к какой из сторон я больше отношусь. К звезде или к приземленному.

— «И я понял, что человек на самом деле не един, но двоичен»[8], — отчужденно произнесла Сара и на мой молчаливый вопрос добавила: — Это Стивенсон. «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда».

— О, так одна моя сторона зло, а вторая — добро? — уточнил я, откидываясь на спинку кресла.

— Нет, одно не может жить без другого. Каждая из сторон важна, Макс. Ведь каждая — это ты.

Протянув мне подвеску обратно, Сара сказала:

— И потому прятаться от всех необязательно. Защита Антареса — это не все. Ты тоже важен.

Это было самым удивительным, что я слышал от нее. Когда-то она была готова пожертвовать не только собой, но и другими, лишь бы спасти Антареса. Бесчувственная Сара, все во имя Света.

— Ты вытащил меня из Параорбиса. Макс, ты единственный, кто сделал для меня так много. Это большая жертва. Знаю, что мы не очень ладили. Я не была хороша в общении. Но если тебе тяжело, пожалуйста, поделись со мной всем, что у тебя накопилось. Пока мне вновь не стало все равно.

Она терпеливо ждала, когда я все обдумаю и решусь.

— Только не говори никому.

— Ради Антареса?

— Ради меня.

Это далось нелегко. Как будто пришлось отдирать от себя куски. Воспоминания о моих силах, увиденных душах, болезненном преображении, Антаресе до его исчезновения и после. О всей жизни. Я не знал, почему доверял Саре как близкому другу, с которым провел долгое время. Раньше бы даже рта не раскрыл, но теперь был готов выдать абсолютно все. Она бы не подвела. Никогда.

И я начал с самого начала.

Глава XXXII

Под куполом мироздания

Свистел ветер, внизу проносились километры заснеженных долин. Снег и лед, кажущийся голубым и абсолютно нетронутым. Люди сюда просто так попасть не могли — к югу от всего, в стороне от полюса недоступности Антарктиды.

Стефан стоял у самого борта ладьи и глядел в темноту сумерек. В конце лета солнца тут было не видать, лишь скромное зарево света на горизонте да еле освещенные, скованные зверским холодом пространства. Незримый барьер не позволял температуре опускаться ниже десятка градусов даже на открытой палубе, но Стеф все равно кутался в форму. Не так давно они пролетали мимо огромных айсбергов, омываемых мрачными волнами. Ледяная торжественная тишина. Кто-то из протекторов даже оживился, пытаясь рассмотреть пингвинов на каменистом берегу. Но океан уже давно скрылся, ладья вскоре должна была достигнуть места назначения.

— И почему заоблачникам нравится вращаться в таких холодных местах? — вздохнула Рамона, озвучивая мысль всех протекторов. Она, как и Стефан, облокотилась о борт, только с более унылым видом. — Нет бы выбрать замечательный тропический остров с белым песком, где растут кокосы размером с голову. Или юг Франции, где погода уж точно не попытается нас убить. Эквилибрумы вообще знают, как прекрасно в Ницце? Я уверена, им бы понравилось. А нам бы всем не помешал легкий отпуск.

— Мы не на отдыхе, — резко напомнил Коул. — А на важном задании. Веди