— Войд. Это же пустота, да?

— Космические пустоты, материи в них мало. Самые огромные образования во Вселенной. И это я помню еще из школьной программы. Зато угадай, чего нет в нашем Архиве? Опять. Я все больше натыкаюсь на куски информации, о которой нет ни малейшей записи в Соларуме.

— Ты в таком депрессивном состоянии сперва поперся в Архив?

— Послал ассиста.

Стеф поворчал, но быстро сосредоточился.

— Пустота, что разрушает звезды. Даже войды живые. Есть хоть что-то в космосе, что не проявляет волю и не пытается убивать?

— Там все живое. — Макс поморщился. — Каждый гадский камень.

Он снова сжался, уткнув лицо в колени.

— Я не могу так. Всего слишком много. А я все еще один. Зербраг обо мне узнал. Использует это против Антареса. Я уничтожил все, даже ничего не делая. Он правильно сказал, что я выродок. Просто жалкий выродок.

— Хватит себя накручивать.

— Нет, все правильно. Ты бы видел, с каким отвращением он на меня смотрел. Словно я что-то мерзкое и сгнившее. С самого рождения. А это сказал Второй паладин, верхушка Света.

Тяжело вздохнув, Максимус отчужденно произнес:

— Антарес меня избегает и стыдится. Я вынужден проходить через все это, ломаться и терять себя просто потому, что он когда-то совершил ошибку. Не понимаю мир: сложу его одной картиной, а он все раскалывается и раскалывается, и я вместе с ним. Я устал так жить, Стеф. Без уверенности в себе и в окружении. Быть чужой ошибкой без опоры под ногами.

— Да что ж я снова всем психолог, — проворчал Стефан, откидываясь затылком к стене. — Ладно, в космосе ничего понятного нет, а заоблачники — вселенские мудаки. Но — не верю, что говорю такое, — у тебя все еще есть Земля. Тут же все понятнее, разве нет? Соларум еще не слетел с орбиты и не рухнул в океан. Есть Фри, Дан, Ханна, Коул, Ада, вся остальная раздражающая толпа протекторов. Я тоже все еще тут. Разве такого количества человек мало, чтобы хоть из каких-то осколков огромного мира сделать свой собственный? На кой черт тебе он весь? Непонятно и вообще. Зачем ты ищешь признания эквилибрумов, когда все, что нужно, есть здесь?

Но Макс в отчаянии тряс головой.

— Как это может быть возможно, если я вынужден скрываться даже от друзей?

— Так а зачем? Кого ты вообще слушаешь, Сириуса, что ли? Мы тут сами по себе.

Стрелец замер — похоже, снова провалился в транс, раздумывая над услышанным. Посидев еще немного, Стеф спросил:

— А эти войды могут быть связаны с Зеленым мором?

Максимус ответил, что этого звезды ему не объяснили. Тогда Стеф пересказал собрание с Альдебараном.

— Будут решать, стоит ли нас стирать в порошок или нет. Так-то. Знаешь, если Мор может привести к той чертовщине, которую ты описал… В общем, теперь я больше понимаю их категоричность.

Макс напряженно уставился перед собой, в привычной задумчивости.

— Войды, Зеленый мор, Обливион, Параорбис… и Грей. Почему он посреди этого? Как он вообще с этим связан?

— Вот найдем, набьем ему морду и спросим.

Стрелец встал, словно подорвался прямо сейчас идти искать психопата.

— Мне нужно… нужно… — говорил он, едва волоча ноги обратно в комнату.

— Прийти в себя нужно, звезданутый. Тебя с месяц не было, ты в курсе?

— Мне вовремя не закрепили точку горизонта.

— Это не оправдание.

Доковыляв до кровати, Макс рухнул на нее.

— Я поеду с вами, — пробубнил он, уткнувшись лицом в одеяло. — Только оденусь.

— Ну это сам решай. Упадешь — таскать не буду, оставлю валяться на заоблачном корыте, так и знай.

Макс ответил что-то нечленораздельное. На выходе Стефан задержался и спросил:

— А Сару уже проверял?

— Еще нет.

— Она нам рассказала, что ты ее каким-то образом спас. Мы поняли, что тебя искать бессмысленно, оставалось только ждать. Сара уж точно ждала. Так что проверь.

* * *

Ее не было в палате. Постель аккуратно заправлена, окно закрыто. Запечатанная во времени комната. Я стоял в дверном проеме, впитывая обстановку с настойчивым жужжанием в голове. Мне нужно было чувствовать радость. Или облегчение. План-то сработал. Он сработал, верно? Но я ничего не чувствовал. Просто воспринял факт опустевшей палаты.

Руку дергало и покалывало. Кометы заявили, что кости будут сращиваться еще пару дней. Наверное, это хорошо. Мне думалось, что в обычном случае я бы остался калекой из-за раздробленных суставов. Плечо тоже заживало, хотя из-за него левую руку было больно вскидывать. В остальном же ощущалась гадкая слабость, постоянно казалось, что я двигаюсь через желе. Мне было от самого себя противно. Какая-то развалина. Я не знал, кого корить за это больше: человеческую сторону или звездную. Поэтому ненавидел обе.

«Неполноценный урод».

Так сказал Зербраг, примерно то же говорил и Сириус.

Я бы смог защититься, будь всецело звездой. Дал бы хоть какой-то отпор, а не спонтанный и неконтролируемый взрыв светозарного огня и квинтэссенции. А будь я человеком, никогда бы не влез в эту историю. Не знал бы ни о тайнах Верховного, ни о войдах, ни о Параорбисе, ни о Черно-Белых. Я понимал все меньше, тонул в этом и так сильно презирал. И мечтал лишь о том, чтобы поставить мир на паузу. Как можно дольше. Чтобы ничего не происходило, получить передышку. Закрыть глаза и больше не быть ни протектором, ни звездой, ни человеком.

Просто собой.

Я решил вернуться в комнату и заняться поиском информации до отхода ладьи. Среди книг мне удавалось прийти в себя и успокоиться, погрузившись в работу как в длительный заплыв. Потонуть между строк. И еще нужно было сохранить память в мемориуме. Правда, я не знал, хотел ли вспоминать хоть что-то о случившемся.

Поднялся на нужный этаж, дошел до поворота и врезался в коробки. Они грохнулись на пол, и если б не были перемотаны скотчем, то и все содержимое непременно бы разлетелось. Я едва не сшиб человека с ног.

— Твою ж налево, — выдохнул я, тут же подавшись за упавшим. Вышло рефлекторно, на самом деле с переломанной рукой помочь ему встать никак бы не смог. — Прости, не за- метил.

— Все хорошо.

Я замер от знакомого голоса. Сара попыталась выдать ухмылку, но вышло кисло.

— Давно не виделись.

Она была в черной потертой куртке и темных джинсах. Волосы Сара укоротила до привычной длины и снова заплела их в растрепанную косу с торчащими неровными кончиками. Все казалось как никогда знакомым — и в то же время нет.

— Я бы помог, но… — Сказав это, я виновато поднял перебинтованную руку.

— Не волнуйся, — поспешила успокоить она,