Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Расскажи о Мысли, — попросил Паладин.
— Хорошо! — Голос ее звучал тихо и, как всегда. прелестно. — Это древняя легенда, пришедшая к нам из времен, когда Вселенная была совсем юна и еще помнила гром последнего взрыва. Она гласит, что Вселенная родилась из Мысли…
Глава XXXI
Собирая осколки
Стефан пересекся с Ханной на лестнице атриума. Она была в форме, потому он спросил:
— Ты тоже собралась на эту встречу тысячелетия?
— Коул попросил, — кивнула она. — Он совсем нездоров. Нужен кто-то, кто присмотрит, раз уж Ада сейчас вне доступа. Кстати, тебя он там тоже хочет видеть. Следует переодеться. Ладья отходит через пару часов.
Стеф приуныл. Перспектива полета на заоблачном корыте его не прельщала. Для полета к Центруму Земли было отобрано не больше десяти человек, но каждый из них наверняка бы долго и беспощадно капал на мозги, если бы он опоздал. С такой перспективой очень уж хотелось пропустить рейс…
— Как там Сара? — спросил он, как только Ханна заторопилась вниз.
Стеф почти с ней не общался, лишь слышал разговоры среди протекторов и адъютов, что Сара чувствовала себя хорошо. При встрече с ним она, к огромному изумлению Стефана, даже слегка улыбнулась. Он до сих пор надеялся, что ему показалось, — для нее это выглядело скорее тревожным симптомом. И все же его наконец отпустило. Сара выжила, это главное.
— Выписали из Лазарета. Не вижу поводов беспокоиться за нее. Сара сильная. Но будем наблюдать и дальше.
Стефан задумчиво кивнул и уже стал подниматься, но тут его окликнули:
— Ты не проведывал Максимуса? Он не выходит из комнаты уже четвертые сутки.
— Что? Он вернулся? — удивился Водолей.
— А ты не слышал? Его привел Сириус. Не знаю, что с ним случилось, но Стрелец был не в себе. И раньше времени ушел из палаты.
Стеф поспешил к седьмой башне, а добравшись до нужной двери, постучал. Никакого звука. Он выждал пару секунд и, чертыхнувшись на себя, повернул ручку.
— Эй, звезданутый, — окликнул он, осторожно заглядывая в комнату.
Раздражающая аккуратность, словно комната прилежного студента с фотографий университетских буклетов. У Стефа всегда руки чесались смять листок и швырнуть его Максу на стол или пол ради равновесия Вселенной.
Он медленно прошел вперед, оглядываясь, но Стрельца нигде не увидел. Дверь балкона приоткрыта, и штора надувалась от ветра. Просунув голову наружу, Стеф наконец нашел, что искал.
Макс даже не сидел на стуле или перилах, а забился в самый угол, обхватив колени руками. Голова тоскливо привалена к каменным столбикам. Он был без подвески, пестрел голубыми прядями. Стефу от вида Стрельца стало не по себе, он так и застыл в проходе. В оцепенении оглядел белую кожу товарища, покрытую ссадинами. Левая рука щедро забинтована, включая каждый палец. Они тряслись, как от боли.
«Кости сращиваются», — сразу догадался Стеф. Процедура быстрая, но неприятная.
— Ты где был? — спросил Стеф, привлекая внимание. Не дождавшись ответа, он добавил: — Блин, ты в курсе, что тебя не было почти месяц? Уже начало августа. Мы тебя уже искать хотели, пока не…
Макс медленно обернулся, и Водолей уже пожалел о том, что пришел. От взгляда серебряных и полностью убитых глаз у него пробежали мурашки.
— Далеко был, — глухо просипел Макс.
Этот взор был Стефу отлично знаком: случилось какое-то несусветное, недетское дерьмо.
— Расскажешь? — спросил он, усевшись рядом. — Мне не очень интересно. Но выглядишь ты гаже некуда, так что валяй.
Макс молчал, уткнувшись ртом в сгиб локтя. Стеф вздохнул, решив закурить.
— Они теперь знают, кто я.
Стефан замер с сигаретой в зубах. Он мигом все понял.
И правда, дерьмо-то вселенских масштабов.
Поколебавшись, Стеф сунул Максу красно-белую пачку. Тот задержал на ней пустой взор, а затем вытянул сигарету. Даже здоровая рука у Макса дрожала, он чуть не рассыпал все курево по полу. Водолей ожидал, что Стрелец после первой затяжки начнет кашлять как чахоточный, но он как ни в чем не бывало свободно выдохнул дым на глазах удивленного Стефана.
— Ты че, смолил тут, пока мы не видели?
— Это, наверное, звездная природа, — произнес Макс. — Ничего не чувствую.
— Ах да, они же курят другую дрянь, ядреную как цианид. Опять твоя половинчатость сыграла.
— Уродство…
Максимус снова сник. Стеф вопросительно покосился на него, прикуривая.
— Так ты расскажешь, что произошло?
Стрелец затянулся. А после наконец заговорил. Вяло и неохотно. Сначала про подручного Поллукса, потом про какой-то культ Смерти, о котором Стеф краем уха слышал, но никогда не интересовался. Дойдя до Параорбиса, Макс замолчал, а Водолей усиленно пытался переварить все услышанное.
— Хорошо, душа Грея там появляется. Теперь мы знаем о его состоянии больше, — хмыкнул он, а затем помедлил. — Молодец, что вернул Сару. Это довольно смело.
Но это было не все. Дальше была Смерть. Или некое ее проявление. На этом рассказе Стефан вытаращился на Макса.
— Как мы вообще можем сталкиваться с таким? — в отчаянии прошептал Стрелец. — Мы. Люди. Это невозможно, мы не заслужили.
— Если Вселенная лично считает нас самыми недостойными, то пусть сама так в лицо и скажет.
— Ты хоть веришь во все это?
Стефу очень не хотелось.
— Звучит слишком уж грандиозно, но я уже давно усвоил, что в этом чертовом мире возможно вообще все.
Теперь ему оказалось понятнее состояние Максимуса. Он прикоснулся к вещам, к которым его разум готов не был. Стефу стало его жаль. Макс был еще в самом начале пути протекторства, моложе многих, еще толком не окреп, а уже был вынужден встречаться с такими вещами нос к носу. С содроганием Стефан вспоминал собственный путь, все тяжкие годы познания мира Эквилибриса, которые частенько раскатывали сознание и психику в пыль, и, если бы не ментальные чистки, ослабляющие травматичные воспоминания, все было бы совсем плачевно. Максу требовалось все это пережить, каждый слом, чтобы стать сильнее.
Стефу отчаянно хотелось расспросить про смерть подробнее, но он не стал. Выходило, что Макс умер и видел что-то по ту сторону. А Стеф — никогда и ничего, потому и никогда не сомневался в отсутствии «дальнейшего пути», о котором слагали легенды все кому не лень. И пускай он того целиком и не осознал, от души у него отлегло.
А потом рассказ перешел к Поллуксу и Зербрагу. К тому моменту, когда история дошла до Альдебарана, Стефу хотелось ругаться, материть всех. Но к самому финалу он мог лишь растерянно молчать.
— Они назвали это войдом… — выронил Макс. — Он