Тени хоть и опасны, но с серебром в руках им можно противостоять.

Многие люди погибли из-за того, что бросались бежать, тем самым привлекая еще больше теней. Когда тени поравнялись с ней, Тишина замахнулась кинжалом. «Хотите заполучить мою дочь, адские твари? – злобно подумала она. – Лучше бы вы попытали удачи с городскими».

Она взмахом полоснула первую тень, как учила бабушка. «Никогда не отступай и не прячься от них. В тебе течет кровь Первопроходцев. Ты родилась в Лесу. Ты имеешь на него такое же право, как и любое другое создание. Как и я».

Нож прошел сквозь призрака с едва заметным сопротивлением, оставив в воздухе сноп ярких белых искр.

Тень отшатнулась. Ее черные щупальца извивались, переплетаясь друг с другом.

Тишина рывком повернулась к другой. В кромешной темноте она видела только глаза нападающей твари, жуткого зеленого цвета. Она ударила тень кинжалом. Призрачные руки настигли ее, леденящие пальцы крепко обвили запястье. Тишина чувствовала их. Пальцы были материальны; они могли схватить и удерживать человека. Только серебро помогало избавиться от них.

Только с серебром в руках можно было сражаться.

Она вогнала руку с ножом глубже в бестелесного противника. Из спины тени вылетели искры, словно струя воды из умывальника. Тишина охнула от чудовищной, леденящей боли. Нож выскользнул из онемевших пальцев, и она, пошатнувшись, упала на колени. Вторая тень повалилась назад и закрутилась в безумной спирали. Первая еще дергалась на земле, словно умирающая рыба, пытаясь подняться, но верхняя половина ее тела соскальзывала с нижней.

Запястье сковало жгучим холодом. Тишина уставилась на раненую руку – прямо на глазах плоть иссыхала, обтягивая кости.

Она услышала всхлипывания.

«Стой здесь, Тишина». Голос бабушки. Воспоминание о том дне, когда она впервые убила тень. «Делай, как я скажу. Не смей плакать! Первопроходцы не плачут. Никогда».

В тот день она научилась ненавидеть бабушку. Та оставила ее, десятилетнюю, дрожащую от страха и всхлипывающую, с маленьким ножом в руках, один на один с парящей тенью в круге серебряной пыли.

Бабушка оббежала круг, рассердив тень, пока Тишина была заперта в ловушке со смертью.

«Ты не научишься, если сама не попробуешь. И тебе придется научиться, так или иначе!»

– Матушка! – раздался рядом голос Вильям-Энн.

Тишина заморгала, возвращаясь из воспоминаний, пока дочь присыпала обнаженную руку серебряной пылью. Иссушение прекратилось. Вилья-Энн, захлебываясь потоком слез, высыпала на руку весь мешочек припасенного на всякий случай серебра. Металл повернул иссушение вспять. Кожа вновь стала здорового розоватого оттенка, а чернота растаяла в белых искрах.

«Слишком много», – с сожалением подумала Тишина. Вильям-Энн в спешке израсходовала все серебро. Намного больше, чем требовалось на одну рану. Тишина не могла сердиться на дочь, ведь к руке вернулась чувствительность и ледяной холод отступил.

– Матушка? Я пошла дальше, как ты и велела. Но он такой тяжелый, что я не смогла уйти далеко. Поэтому я вернулась. Прости. Я пришла за тобой!

– Спасибо. – Тишина втягивала воздух. – Ты все сделала правильно.

Она за плечи притянула к себе дочь и ощупала едва не иссохшей рукой траву в поисках бабушкиного кинжала. Наконец обнаружив его, Тишина поднесла оружие к глазам и увидела, что, хотя местами кинжал почернел, он еще ей послужит.

Позади, на дороге, городские выстроились кругом и отгоняли тень копьями с серебряными наконечниками. Лошади разбежались либо погибли. Тишина пошарила по земле, набрав горстку серебряной пыли. Остальное ушло на исцеление. Слишком много.

«Нет смысла беспокоиться об этом сейчас», – решила Тишина, пряча щепотку пыли в карман.

– Идем, – сказала она, поднимаясь на ноги. – Прости, что так и не научила тебя сражаться с ними.

– Научила, – возразила Вильям-Энн сквозь слезы. – Ты мне рассказала все, что нужно знать.

Рассказала. Но не показала. Боже, бабушка. Я знаю, ты разочаровалась во мне, но я не поступлю с ней так же. Просто не смогу. Но я хорошая мать. Я буду защищать своих дочерей.

Они вышли с грибной поляны, снова подняли жуткую ношу и направились обратно через Лес. По дороге им встретилось немало потемневших теней, спешащих к месту сражения. Их манили снопы взлетающих искр. Городским точно не выжить. Слишком много шума и борьбы. До конца этого часа к ним слетится тысяча теней.

Мать с дочерью двигались медленно. Хотя холод отпустил руку женщины, в ней поселилось странное ощущение. Какая-то дрожь глубоко внутри. Еще несколько месяцев после прикосновения тени рука будет казаться чужой.

Но это намного лучше, чем другие исходы. Если бы не смекалка Вильям-Энн, Тишина осталась бы калекой. Стоило иссушению начаться – обычно на это требовалось немного времени, хотя бывало по-разному, – и оно становилось необратимым.

В чаще зашелестело. Тишина замерла, заставив Вильям-Энн остановиться, и огляделась вокруг.

– Матушка? – прошептала Вильям-Энн.

Тишина нахмурилась. Ночь была темной, а им пришлось оставить банки с пастой. «Там что-то есть. – Тишина напряженно всматривалась во тьму. – Что там? Защити нас, Запредельный Бог, если звуки сражения привлекли одного из Глубинных».

Но шелест не повторился. Тишина неохотно продолжила путь. Они шагали уже добрый час и в темноте не заметили, что приблизились к дороге, пока не ступили на нее.

Тяжело вздохнув, Тишина опустила ношу и принялась растирать затекшие плечи и локти. Сверху пробился свет Звездного Пояса и осветил слева нечто похожее на гигантскую челюсть. Старый мост. Они почти дома. Тени здесь даже не взволновались; они лениво парили вокруг, словно мотыльки.

Руки неистово болели, ноша с каждым мгновением становилась все тяжелее. Люди часто не понимали, каким тяжелым может быть труп. Тишина присела на землю. Лучше немного передохнуть, прежде чем отправиться дальше.

– Вильям-Энн, у тебя во фляге осталась вода?

Девочка всхлипнула.

Тишина вздрогнула и вскочила на ноги. Дочь стояла возле моста, а за ней возвышалась темная фигура. Внезапно тьму развеяло зеленое свечение, когда та достала маленькую баночку с пастой. И в болезненном свете Тишина разглядела Рэда – он держал кинжал у шеи Вильям-Энн.

Городскому не повезло в сражении. Глаз затянуло молочно-белым бельмом, половина лица почернела, под приподнятыми губами обнажились зубы. Значит, тень коснулась лица. Рэду крупно повезло, что он выжил.

– Я так и думал, что вы вернетесь этим путем, – невнятно выдавил он усохшими губами. По подбородку стекала слюна. – Серебро. Отдай мне серебро.

Его нож был из обычной стали.

– Живо! – взревел Рэд, прижимая лезвие к горлу Вильям-Энн.

Если рука дрогнет, тени вмиг налетят на них.

– У меня только кинжал, – солгала Тишина, вынимая оружие из ножен и бросая на землю перед мужчиной. – Слишком поздно, Рэд, твоему лицу уже не поможешь. Иссушение началось.

– Плевать, – прошипел он. – Теперь тело. Отойди от него, женщина. Прочь!

Тишина шагнула в сторону. Сумеет ли она добраться до Рэда прежде, чем он убьет Вильям-Энн? Ему нужно как-то взять кинжал. Если правильно выбрать момент…

– Ты убила моих людей, – прорычал Рэд. – Они все мертвы.