шевельнется. Шурша листьями, тот потянулся к вискам.

Тишина кинулась вперед, набросила гарроту на его шею и туго затянула. Удушение плохо подходило для убийства в Лесу. Слишком долго.

Дозорный заметался, хватаясь за горло. Тени поблизости остановились. Тишина туже затянула удавку. Часовой, ослабленный ядом, пытался ударить ее ногами. Тишина шагнула ему за спину, все еще крепко затягивая гарроту и внимательно наблюдая за тенями. Они озирались, как животные, принюхивающиеся к воздуху. Некоторые начали тускнеть, их собственное слабое свечение блекло, а очертания меняли цвет с белого на черный.

Плохой знак. Тишина чувствовала, как внутри громом отдаются удары сердца. «Да умри уже, будь ты проклят!»

Наконец мужчина перестал дергаться, его движения становились все более вялыми.

После того как он вздрогнул в последний раз и обмяк, Тишина, затаив дыхание, выждала еще целую вечность. В конце концов тени поблизости сменили цвет на белый, а затем бесцельно поплыли в разные стороны, прочь.

Женщина размотала удавку и облегченно вздохнула. Ей потребовался еще миг, чтобы сориентироваться. Затем, оставив труп, Тишина прокралась назад к Вильям-Энн.

Она могла гордиться своей девочкой; та спряталась так хорошо, что Тишина ничего не заметила, пока дочь шепотом не позвала ее.

– Слава Запредельному, – выдохнула Вильям-Энн, выбираясь из ямы, где укрылась в листьях. Дрожа, она взяла Тишину за руку. – Ты нашла их?

– И убила дозорного, – кивнула Тишина. – Четверо остальных, должно быть, спят. И сейчас мне понадобится твоя помощь.

– Я готова.

– Иди за мной.

Они двинулись назад по пути, которым пришла Тишина. Миновали возвышающийся холмиком труп дозорного, и Вильям-Энн осмотрела его, не выказывая жалости.

– Это один из них, – прошептала девочка. – Я узнала его.

– Конечно, кто же еще.

– Я лишь хотела убедиться. Поскольку мы… ты же понимаешь.

Неподалеку от поста дозорного обнаружился лагерь. Четверо мужчин лежали в спальных мешках среди парящих вокруг теней, как умели только рожденные в Лесах.

Они установили небольшую банку со светящейся пастой в очаге, чтобы не выдать себя ярким светом, но в то же время видеть лошадей, стреноженных в нескольких футах на другой стороне лагеря. Зеленый отблеск упал на лицо дочери, и Тишина с потрясением разглядела в ее чертах не страх, а пылающую ярость. Вильям-Энн всегда защищала Себруки и давно считала ее младшей сестрой. Значит, она все же готова убивать.

Тишина жестом указала на крайнего мужчину справа, и Вильям-Энн кивнула. Начиналась самая опасная часть. Бандиты выпили всего половину дозы, так что любой из них мог проснуться от агонии товарищей.

Тишина вытащила из рюкзака просмоленный мешок и передала его Вильям-Энн, а затем достала молоток. Совсем не боевое оружие, о каких рассказывал дедушка. Обычный инструмент для забивания гвоздей. Или других дел.

Тишина наклонилась к первому бандиту. Всматриваясь в спящее лицо, она почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Какое-то первобытное чувство подсказывало, что глаза спящего вот-вот откроются.

Она показала три поднятых пальца Вильям-Энн и стала загибать их по очереди. Когда третий палец опустился, Вильям-Энн натянула на голову бандита мешок. Мужчина дернулся, но Тишина с силой ударила его молотком в висок. Череп треснул, и голова обвисла. Мужчина еще раз содрогнулся и полностью обмяк.

Пока Вильям-Энн крепко затягивала мешок, Тишина подняла взгляд, напряженно наблюдая за другими бандитами. Тени поблизости остановились, но это убийство привлекло намного меньше внимания, чем удушение. Пока просмоленная подкладка мешка удерживает кровь внутри, они в безопасности. Тишина еще дважды ударила по голове в мешке и проверила пульс. Его не было.

Соблюдая все предосторожности, они расправились со следующим в ряду. Жестокая работа, словно забой животных. Помогала мысль, что эти люди как бешеные псы, о чем она ранее говорила Вильям-Энн. Но другая мысль, о том, что они сделали с Себруки, нарушала спокойствие. Она вызывала гнев, а Тишина сейчас не могла позволить себе разозлиться. Нужно оставаться холодной, тихой и расчетливой.

Чтобы прикончить второго бандита, потребовалось больше ударов, зато просыпался он гораздо медленнее, чем товарищ. Болотная трава хорошо его одурманила. Превосходный яд для таких целей. Тишине требовалось, чтобы жертвы стали сонными и плохо понимали, что происходит. И…

Следующий мужчина сел в своем спальном мешке.

– Что?.. – заплетающимся языком произнес он.

Тишина ринулась к нему, схватила за плечи и опрокинула на землю. Ближайшие тени развернулись, будто услышали шум. Тишина вытащила удавку, поскольку мужчина пытался оттолкнуть ее, а у Вильям-Энн от неожиданности перехватило дыхание.

Женщина перекатилась по земле, обматывая шею разбойника. Она с силой затянула петлю, упираясь ногами, пока мужчина бился в конвульсиях, будоража тени. Тишина почти прикончила его, когда последний бандит выскочил из спального мешка. С трудом, но сообразив, что происходит, он ринулся прочь.

Тени! Последним оказался Честертон собственной персоной. Если он привлечет тени…

Тишина оставила третьего мужчину хватать ртом воздух и, отбросив осторожность, бросилась в погоню за Честертоном. Если его иссушат тени, ей ничего не достанется.

А без трупа награду не получишь.

Тени, собравшиеся вокруг ямы для костра, остались позади, когда Тишина настигла Честертона на границе лагеря рядом с лошадьми.

Она отчаянно бросилась ему в ноги, повалив одурманенного мужчину на землю.

– Ах ты, сука! – невнятно пробормотал он, отбиваясь ногами. – Ты же хозяйка пристанища. Ты отравила меня, тварь!

Тени в лесу полностью почернели. Зеленые глаза полыхнули, открыв земное зрение. Из них струился призрачный свет.

Тишина изо всех сил отбивалась от рук сопротивляющегося Честертона.

– Я заплачу тебе… – бормотал он, цепляясь за нее. – Я заплачу…

Тишина стукнула молотком по его руке, Честертон взвыл.

Затем с хрустом ударила молотком по лицу. Пока он стонал и дергался, она сорвала с себя вязаную кофту и кое-как обмотала вокруг его головы и молотка.

– Вильям-Энн! – закричала она. – Мне нужен мешок. Мешок, дочь! Дай мне…

Рядом упала на колени Вильям-Энн, спешно натягивая мешок на голову Честертона, так как кровь уже просачивалась сквозь кофту. Тишина лихорадочно ощупывала рукой землю вокруг себя. Схватив камень, она изо всех сил ударила им по обмотанной мешком голове. Кофта заглушала крики Честертона, но также смягчала удар. Ей пришлось бить снова и снова.

Наконец он обмяк. Вильям-Энн затягивала мешок на его шее, чтобы кровь не просочилась. Ее дыхание вырывалось быстрыми залпами.

– О Боже Запредельный. О Боже…

Тишина осмелилась поднять голову. В темноте леса огоньками пылали дюжины зеленых глаз. Вильям-Энн зажмурилась и сквозь текущие по щекам слезы шептала молитву.

Тишина осторожно потянулась к поясу и достала из ножен серебряный кинжал. Она помнила другую ночь, другое море горящих зеленых глаз. Последнюю ночь ее бабушки. «Беги, девочка. Беги!»

В ту ночь бегство имело смысл. Они были близки к убежищу.

Но даже тогда бабушке не удалось спастись. Она могла бы, но у нее не получилось.

Ту ночь Тишина вспоминала с ужасом. Что тогда сделала бабушка? И что сделала Тишина… Что ж, сегодня у нее оставалась единственная надежда. Бежать бесполезно, до безопасных мест