Яродуб ехал навстречу медленно, а когда осталось не большедесятка шагов, сказал густым, как деготь, голосом:

– Я знал, что ты поедешь этой дорогой.

Залешанин спросил довольно глупо:

– Ты стал ведуном?

– Сказали, – ответил Яродуб.

От его голоса повеяло могильным холодом. Залешанин ощутилприсутствие смерти совсем близко, никогда еще она не касалась его краем плаща,как сейчас, никогда еще такая дрожь не пробегала по телу.

– Кто-то очень хорошо знает мой путь, – сказал он,переведя взор на Яродуба.

– Они знают даже больше, чем ты думаешь, – отозвалсяЯродуб.

Голос его был ровный, как поверхность пруда, и бесцветный,как мир ночью. Залешанин как завороженный смотрел на огромную руку, чтомедленно потащила из ножен непомерно длинный меч. Конь, чуя молчаливый наказ,такой же неспешный, как и хозяин, двинулся на замученного конька Залешанина.

Залешанин пытался что-то сказать, крикнуть, что он с ним нессорился, стоит ли драться, но исполин надвинулся, и он ухватился за рукоятьпалицы, сжал, ощущая под пальцами гладкое древко, еще не скользкое от крови.Стыдные слова так и не пошли из горла, язык не поворачивался, и хотя смерть ужеобдала холодом, но он так и не сможет произнести такие слова вслух. Даже еслиникто не видит и не слышит. Что-то внутри нас не дает…

Яродуб надвинулся, огромный и страшный, солнце по-прежнемубило ему в спину, а Залешанину в глаза, самая невыгодная из позиций, онпо-прежнему видел только черный овал на месте лица Яродуба, в отчаяниизамахнулся, чувствуя, насколько ослабел, насколько палица тяжела для егоусталой руки…

Яродуб сейчас отобьет щитом или легко парирует мечом, но тотщит зачем-то отвел в сторону, а мечом замахнулся чересчур широко… шипастый крайпалицы ударил в плечо, Залешанин в изумлении услышал скрип булатных колецкольчуги, тут же брызнула кровь, словно ждала этого мига. Яродуб опустил руки,огромный меч бессильно свесился справа от коня, щит слева, голос прозвучал также мертво:

– Ты убил меня, Залешанин…

– Я тебя только ранил! – вскрикнул Залешанин врастерянности. – Ты чего?

– Ты убил меня…

Он покачнулся, но пересилил себя, медленно слез с коня.Кровь текла широким ручьем, обагряла грудь, живот, стекала за голенища сапог.Он отшвырнул меч, щит уронил под ноги. Лицо было все еще в тени, но Залешанинвдруг ощутил, что хоть близость смерти ощутил не зря, но пришла она не за ним,а за этим…

– Ты чего? – спросил он в недоумении. – Ты же могубить меня!.. Даже теперь, когда ты ранен!

– Нет, Залешанин… Я убит. Я уже два дня как мертв.

Он сел, прислонившись спиной к дереву. Теперь заходящеесолнце светило ему в глаза, Залешанин содрогнулся, ибо перед ним было лицомертвеца. Глаза запали, в них боль и отчаяние, что-то похожее на стыд, даже нараскаяние.

Залешанин сказал осторожно:

– Не знаю, что с тобой произошло… Давай я тебе перетянурану. Доберемся до первого же села, а там волхвы поврачуют!

Бледное лицо Яродуба не изменилось, но, когда глазаопустились на текущую из раны кровь, в них отразилось такое облегчение, чтоЗалешанин только стиснул челюсти. С каким ужасом столкнулся этот богатырь,что боится смотреть на солнечный день? Что с ним стряслось, что боится жить?

– Ладно, – сказал он, чувствуя себя не в своеймиске, – если тебе так зачем-то надо… Обет какой или еще что… Но есливстречу твоих, что передать?

На бледном безжизненном лице проступило нечто вроде улыбки.Залешанин содрогнулся. Так улыбаться могла бы мертвая скала или конский череп,что лежит десятки лет, выбеленный дождями и ветрами.

– Моих…

– Ну да!

– Мои там…

Он не шелохнул и бровью, Залешанин смутно понял, что раненыйхотел бы показать наверх, если бы нашел в себе силы. Но силы его явно покинули,хотя он, Залешанин, с такой раной дрался бы еще долго.

Вернувшись к коню, сказал оттуда:

– Как скажешь. Я им скажу, где тебя найти.

Уже с седла он видел, как веки Яродуба медленно опустились.На широком лице богатыря было облегчение и странное нетерпение.

Свежий ветер дохнул в лицо, Залешанин чувствовал спиной, какс каждым конским скоком отодвигается темная стена деревьев. Там в тени осталсяистекать кровью Яродуб, странно и непонятно, а здесь по глазам какдубиной – ослепляющие солнечные лучи, щуришься как печенег, простор,звонкая трель жаворонка в синеве…

Конь, не успев отдохнуть подле умирающего Яродуба, все женачал потряхивать гривой, зыркал по сторонам, на ходу срывал сочные головкицветов. Трава хрустела под копытами совсем не сухо, копыта потемнели от сока,эту землю распахать бы…

Он уже миновал две трети открытого пространства, когдадалеко слева заклубилось крохотное пыльное облачко. Как и водится в этихземлях, лес выдвигался клиньями в Дикую Степь, в дикие чащи степняки незаходят, но открытыми местами могли пройти хоть до Киева, хоть еще дальше.

– Вывози, конячка, – прошептал он. – Нам бы толькодо леса…

Измученный конь сделал вид, что несется вскачь. Залешанинсоскочил на землю, побежал, ведя в поводу. Надежда, что его могут не заметить,быстро угасла: облачко постепенно росло. Конь бежал едва ли быстрее, морда впене, бока и брюхо в мыле, хрипит и стонет, как старый дед, а когда Залешаниннамерился вспрыгнуть в седло, взглянул так укоризненно, что Залешанин побежалдальше, чувствуя, как постепенно разогревается, кровь кипит, а сердце едва невыпрыгивает, выламывая ребра.

Когда дыхание стало вырываться со свистом, обжигая горло, онеще бежал, но, когда ноги налились свинцом, оперся на бегу о седло, прыгнул,уцепился, едва не сполз под копыта, но кое-как взобрался, ветер срывал с мордыкапли пота, но набежали другие, а сзади уже слышался дружный топот множествакопыт, далекие крики, визг.

Стена леса вырастала, раздробилась на отдельные деревья. Онуспел подумать, что если лес редок, то степняки настигнут его все равно, ноесли сразу пойдут буреломы…

В спину тукнуло. Пригнулся, лишь потом сообразил, чтострела ударила в щит Олега за спиной. Еще одна мелькнула рядом…

Вдруг конь жалобно ржанул, сбился со скока. Залешанин смольбой смотрел на приближающуюся стену деревьев, уже видел, куда направитьконя, как вдруг тот заржал с обидой, стал сбавлять бег. Залешанин рискнулоглянуться.

Его настигали два десятка степняков. Кто мчался с поднятыминад головами кривыми саблями, кто размахивал арканами, примериваясь наброситьему на шею, но самые прыткие на ходу выхватывали стрелы, быстро стреляли, сновахватали стрелы… Почти все летели мимо, но уже две ранили коня…