Конь рухнул в десятке шагов до леса. Залешанин скатилсякубарем, это спасло от брошенного аркана, но покатился по такой твердой земле,что боль вышибла все мысли. Правда, был готов, что конь вот-вот падет, и,кувыркаясь, в нужный момент вскочил, ринулся к деревьям. Сзади яростнозакричали. Земля вздрогнула, кто-то напоролся на его коня и тоже полетел черезголову, но не так удачно.

В спину дважды толкнуло, он пронесся между деревьями,прыгнул через валежину, под следующую прополз на брюхе, вломился в чащу и безсил завис на ветках. Сзади орали, понукали коней, послышался треск, кто-толомился следом. Руки и ноги налились свинцом, в голове стучали молоты, щитоттягивал спину, а палица мешала двигаться, но он как-то продрался, все-такиродной лес, проковылял к следующему чудовищному бурелому, выбрал место и взял вдрожащие руки палицу.

Она показалась чудовищно тяжелой, но сердце постепенно сталоколотиться реже, дыхание выровнялось, он начал поглядывать по сторонам, готовыйдать смертный бой, ибо со спины не подойти, место удачное. Посмотрим, смогут лиих сабли выстоять против простой вроде бы палицы…

Голоса доносились слабые, разочарованные. Он ждал долго, ушиуловили легкий стук копыт, затем все стихло. Он долго стоял, еще не веря,наконец поверил, тут же с трудом сумел заползти в трухлявое дупло, затолкалпрошлогодними листьями дыру, сразу же впал в забытье.

Его давили, душили, по груди ходили медведи, а когда очнулсяот липкого сна, мокрый и задыхающийся, сперва слепо царапался в стенки, поканогами не вытолкал ворох листьев.

Свежий ночной воздух хлынул так мощно, что едва не удавил.Грудь раздулась, как бычий пузырь на празднике, в горле запершило. Онзакашлялся, со страхом умолк и долго прислушивался, но лишь сонно вскрикнуларазбуженная птица, а с дерева сорвался прогнивший кусок ­коры.

Рассвет застал уже просохшим от ночного пота, дажепродрогшим. Едва глаза начали различать просветы между деревьями, побрел насевер, помня только, что Русь в той стороне. Хотя уже идет по Руси, но там непросто Русь, а сердце Новой Руси – земли Киева.

Мокрый, собрав на себя всю росу с трав и кустов, тащилсячерез лес, дрожал так, что стучали даже ребра. Над головой вяло чирикали мелкиептахи, встают раньше царей леса, за дальними кустами рыкнул медведь, Залешанинобошел сторонкой: сейчас не то что медведя, зайца не поборет. Даже если заяцпопадется не особенно крупный.

Верхушки вдруг вспыхнули, вниз побежал оранжевый огонь.Залешанин радостно вздохнул, солнышко взошло, теперь обсохнет, согреется, а тои птичьи яйца где найдет, сейчас же хоть кору грызи…

Попадались полянки, но были и такие, что он продирался черезбуреломы, только бы не выходить на открытые места, больно уж ласковые иприветливые с виду. То ли толстый мох над болотом, откуда, мгновенно прорвав,могут взметнуться хищные лапы водяника, то ли земля-зыбун, злая и коварная,кикиморам на радость…

Когда за деревьями мелькнула избушка, он сперва отпрянул,Бабы Яги только не хватало для полного счастья, долго присматривался, покасердце не стукнуло дробно и радостно.

Он вышел из-за деревьев, разводя руки, а когда оказалсяперед избушкой, старческий голос донесся будто из-под земли:

– Заходи, сынок.

– Дед, – сказал он на всякий случай, – я свой!

– Заходи, я тебя помню.

Он толкнул дверь, выждал, когда глаза привыкнут к полумраку,переступил порог. В очаге слабо тлели поленья. Старик сидел за столом,раскладывал темные комки чаги. Залешанину указал за стол напротив, тот робкосел, с колдунами всегда не по себе, а старик спросил буднично:

– Добыл?.. Вижу-вижу. А где второй?

Залешанин уронил голову:

– Погиб… Если ты о Рагдае, великом витязе… Отдал жизнь, дабыя, простой смерд, довез щит Олега Вещего.

– За доброе дело, значит, – определил старик. – Даты ешь, ешь.

Залешанин отшатнулся, ибо на столе неведомо каким образомпоявились два широких блюда. На одном лежал парующий жареный гусь, коричневаякорочка еще пузырилась, по избушке потек одуряющий запах. Залешанин поперхнулсяслюной, поджаренная корочка на гусе топорщилась, сама отставала от нежногомяса, тонкая, прожаренная, в мелких блестящих капельках. В одном местелопнула, мясо проглядывает пахучее, парующее, сводящее с ума.

На втором блюде высилась горка гречневой каши – политаямаслом, прожаренная. Запах шибанул в ноздри так, что Залешанин взвыл ибезумными глазами начал искать ложку. Старик усмехнулся, между блюдамивозникла исполинская расписная ложка, а рядом два длинных ­ножа.

Пока торопливо насыщался, старик разложил чагу по мешочкам,только последний ком бросил в котелок с кипящей водой. Вскоре потек и густойгорьковатый запах березовой мощи, что таится в чаге.

– А где же мальчишка, дедушка? – спросил оносторожно.

Старик горделиво улыбнулся, даже плечи слегка расправил:

– Где же ему быть… Либо под облаками ширяет, аки ястреб,либо под землей, подобно кроту незрячему. Не пойму, почему под землей большенравится? Мне, к примеру, совсем туда не хочется… Эх, молодость, молодость! Нетаращь глаза. Он так быстро перенимает, что я успею передать ему все раньше,чем уйду. Смышленый! А ты хотел его в герои.

– Да это я так, – признался Залешанин. – Простопобаивался оставить. Что ждет меня в Киеве, дедушка?

Старик даже не поморщился, Залешанин разговаривает с набитымртом, не витязь перед ним, а простой смерд, развел руками:

– Ты уже знаешь.

– Меня убьют?

– Когда корову ведут на бойню… или она сама туда идет, точего ждать?

– Значит, все-таки убьют?

– Да. Как только отдашь щит.

Старик пошарил по верхней полке, в руке его в тусклом светеблеснул нож с узким лезвием. Когда положил на стол, тот почти не отличался отдвух, которыми Залешанин пытался резать гуся, подражая Рагдаю, пока смердостьне взяла верх и не стал есть руками.

– Спасибо, – поблагодарил Залешанин, – но я гусяуже…

Старик усмехнулся:

– А второго не будет. Пока ты ездил за щитом, Владимирусковали еще и меч к его кольчуге. Это меч из небесного металла, он рубит любойдоспех так, будто тот из капустных листьев. Теперь с ним совладать еще труднее…Но вот этот нож тоже из небесного металла. Для него кольчуга князя – простокольчуга.

Залешанин жадными глазами смотрел на чудесный нож:

– Только показываешь?

– Продал бы, да что с тебя возьмешь? Бери задаром. Не знаю,как можно с ножом супротив меча, но это уж как повезет… Нож мне уже ни к чему,я ложку еле поднимаю, а ты сироту пристроил…

Залешанин жадно ухватил нож, опомнился, вскочил и низкопоклонился старику: