Яродуба дважды сбрасывали, второй раз с самого верха. Онсмял двух защитников, тут подоспели братья, он успел обрушить мощный удартопора на старшего, и тут два копья ударили в его грудь с такой силой, что онтолько руками взмахнул, как большая железная птица, а затем ощутил, что падаетнавзничь в бездну…

Упал на вязанки с хворостом, но оглушило так, что поднималипод руки. Слышал наверху горестный и яростный крик, свирепо улыбнулся. Послетакого удара никто еще не выживал. Одним сыном у надменного ярла стало меньше.

Озверевший Березовский велел бросать к стенам замка связкихвороста. Бояре, прибывшие с ним, приуныли, ибо слухи о богатствах ярлапередавались из поколения в поколение, вырастая в размерах, но простые ратникиприободрились, охотно ухватили топоры и кинулись к лесу.

Вскоре вязанки хвороста полетели к стенам. Сверху пересталилить горячую смолу, изредка бросали камни. Яродуб сам бросился с факелом, нанего швыряли камни размером с бычью голову, но он укрылся огромным, как ворота,щитом, деловито поджег нижнюю вязанку, выждал, когда огонь разгорится, и толькотогда попятился, содрогаясь от тяжелых ударов. Напоследок на него сбросилицелое бревно, но богатырь только содрогнулся, как тонкое деревцо, под сильным ударом,щит разлетелся вдрызг, а Яродуб воротился к отряду. Шлем его надвинулся наглаза, но когда с него сняли, на лбу пламенела глубокая ссадина да слегкапоцарапало краем шлема шею.

– Все, – сказал он хрипло. – Я отомщу им…

– Теперь они наши, – засмеялся Березовский соблегчением. Он огляделся по сторонам. – Только бы никто из окрестныхвесей не послал гонца в Киев…

Яродуб удивился:

– Разве Владимир не разрешил?

– Разрешит, – ответил князь с заминкой. – Но надосделать все побыстрее! Иначе может и остановить. Когда гибнет слишком много,это уже междоусобица.

Вокруг замка полыхало, черный дым заползал в окна, выедалглаза, в горле першило. Четвертый сын, ему было всего пять лет, заплакал,прижался к матери:

– Мама!.. Брунька сказала, что нам предлагали уйти…

– Да, сынок, – ответила мать тихо.

– Мама!.. Я боюсь… Почему мы не уходим?

– Это только жизни, – ответила мать тихо, онапоцеловала в толстую щечку, прижала к груди. – Всего лишь наши жизни.

– Я боюсь!

– Всем страшно, – ответила она прерывающимсяголосом. – Все боятся, даже твой неустрашимый отец… Но мужчины живут так,как надо. А не как хотят.

Под дверь начала вползать широкая струя дыма, настолькочерного, что в нем меркло и погибало все живое. Малыш с ужасом смотрел начерный дым, что поднимался все выше и выше, достиг его колен, упорно поднималсявыше.

– Мама! Я не хочу!..

– Ты мужчина, – сказала она, из глаз выкатились крупныеслезы, побежали по щекам, оставляя мокрые дорожки. – Хоть маленький, но мужчина…

– А ты?

– Я не мужчина… но я человек.

Дверь распахнулась, дым хлынул победной волной. Вместе сдымом, почти скрываясь в его волнах, вбежала Брунька, четырнадцатилетняя дочьярла. Ее назвали Брунгильдой, но еще в колыбели она была настолько похожа натугую сочную почку дерева, готовую распуститься, что ее тут же прозвалиБрунькой, и она росла чистенькая, веселая и румяная, похожая на бруньку,готовую распуститься в яркий цветок.

– Мама! – закричала она. – Они проломили ворота,там сеча! Все бросились туда, а с этой стороны у них нет никого…

Мать, посадив сына повыше, бросилась к постели. Вдво­ем сдочерью они быстро связали длинную веревку из простыней, Брунька остановиласьперед окном:

– Мама… может быть, сперва ты?

– Не болтай глупости, – фыркнула мать. – Это окнослишком узко для моего зада. А ты худая, как червяк. Торопись!

Она привязала край за железный крюк ставней, остальноевыбросила в окно, и Брунька протиснулась следом. Платье разорвалось, на лицедевочки были страх и стыд, мать остается на смерть, но Гунихильда велеласурово:

– Ты должна выжить!.. И вернуться с людьми, ктоспособен отомстить за подлое нападение.

– Мама, я люблю тебя!

– Спеши. Мы будем следить за тобой… оттуда, когда ты будешьмстить.

Брунька, захлебываясь слезами, начала спускаться по каменнойстене. Веревка из простыней была толстая, пальцы цеплялись хорошо, она была ужеу самой земли, когда внезапно услышала мужской крик:

– Стой! Стой, паскуда!

Она разжала руки, ноги ударились о землю. Она упала,услышала быстро приближающийся конский топот. Густой мужской голос проревелчто-то оскорбительное. Она вскочила на ноги, вот виден лес, бросилась в тусторону…

Сильный удар в спину бросил ее лицом вниз. Она ощутиласильнейшую боль, почему-то в груди, упала, ухватилась руками за истоптаннуюкопытами землю.

Яродуб Могучий подъехал, нагнулся и легко выдернул из спиныубегающего подростка дротик. Если бы не успел метнуть так быстро и точно, этотстервец мог бы добежать до леса. А там ищи среди деревьев. Конь непройдет, а он не догонит, больно легок и длинноног…

Когда выдергивал дротик, из раны хлынула кровь, а телоперевернулось. На него взглянуло лицо совсем юной девушки, еще почти подростка…нет, уже девушки. Чистое лицо, румянец бледнеет на глазах, тонкие брови,изумительно синие глаза невиданной чистоты…

Он не помнил, какая сила сбросила его с коня. Ощутил, чтоуже стоит на коленях, бережно поворачивает в ладонях ее лицо. На той сторонезамка трещали выбиваемые двери, звенело оружие, трещали щиты. Люди кричали дикои страшно, ржали кони. А на него смотрели глаза юной девушки, которую онубил.

– Что же ты… – произнес он, не слыша своих слов, –как же ты…

Перед ним начало туманиться, словно смотрел через сплошнуюстену дождя. Ее алые губы, уже созревающие для поцелуев, шелохнулись, словно хотеличто-то молвить, застыли. Он выждал чуть, медленно провел ладонью по ее лицу.Веки опустились, но и с закрытыми глазами она была настолько прекрасна, чтосердце у него остановилось. Без чувств, без мыслей, он стоял так сам не знаясколько, смотрел неотрывно в ее лицо, когда за спиной застучали копыта, агромкий голос произнес с любовью и тревогой:

– Что стряслось? Сын мой, ты ранен?

Он не шелохнулся. Над головой фыркнул конь, подъ­ехали еще,кто-то закричал с издевкой:

– Он пожалел юное отродье ярла!

В поле зрения появился наконечник копья. Острый кончикпримерился, с силой вонзился в глаз убитой. Брызнуло, а железное лезвие схрустом проломило глазницу и погрузилось в мозг. Яродуб вскочил какподброшенный, повернулся и ухватил за ногу человека с копьем. Сдернул с такойсилой, что тот ударился о землю, его сплющило, как бурдюк с вином, из щелейдоспехов брызнуло красным, шлем скатился, изо рта, ноздрей и даже ушей побежалагустая кровь.