Да, зазвучал в его голове голос преподобного Мартина. Воткогда тебе воздается сторицей за проделанную работу. Ты должен поддерживатьконтакт с Богом, когда буфет полон, чтобы иметь возможность обратиться к Нему,когда он опустеет. Сколько раз я твердил тебе об этом прошлой зимой и этойвесной?

Много раз. И Дэвиду оставалось лишь надеяться, чтопреподобный Мартин, который пил больше, чем следовало, а потому не могсчитаться истиной в последней инстанции, говорил правду, а не просто мололязыком ради красного словца. Дэвид надеялся на это и разумом, и сердцем.

Потому что в Безнадеге были и другие боги.

Насчет этого Дэвид нисколько не сомневался.

Он начал молиться, как всегда, не вслух, а про себя, ясными,четкими мысленными импульсами: Загляни в меня, Бог. Будь во мне. И заговори вомне, если Ты этого хочешь, если есть на то Твоя воля.

И как всегда в те моменты, когда Дэвид чувствовал, чтообщение с Богом крайне ему необходимо, в глубине души, там, где продолжаетсянескончаемый поединок веры с сомнением, возник страх, что ответа не последует.Причина этого страха лежала на поверхности. Даже теперь, после чтения Библии,молитв и наставлений, даже после того, что случилось с его лучшим другом, Дэвидсомневался в существовании Бога. Использовал ли Бог его, Дэвида Карвера, чтобыспасти жизнь Брайена Росса? Почему Бог совершил столь странный и непонятныйпоступок? А может, на самом деле имело место клиническое чудо, как назвал этодоктор Васлевски, и на самом деле то, что Дэвид считал ответом на свою молитву,не более чем совпадение? Люди могут имитировать тени животных, но это толькотени, игра света и отражения. Может, и Бог из того же разряда? Не более чемтень легенды?

Дэвид плотнее закрыл глаза, стараясь сосредоточиться намолитве, очистить разум.

Загляни в меня. Будь во мне. Заговори во мне, если таковаТвоя воля.

И тут его окутала тьма. Такого никогда раньше с ним не было.Дэвид привалился к стене между двух прорезей кинопроекторов, глаза егозакатились, руки упали на колени. Низкий, гортанный звук сорвался с губ. Азатем последовали слова, которые, возможно, могла понять только мать Дэвида.

— Черт, — пробормотал он. — Мамми идет за нами.

После этих слов он замолчал, приникнув к стене. Словнопаутинка, струйка слюны стекла из уголка его рта по подбородку. А к двери,которую Дэвид закрыл, чтобы остаться наедине с Богом (когда-то она запираласьна засов, но его давным-давно позаимствовали), приближались шаги. У двери онистихли. Последовала долгая пауза, потом ручка медленно повернулась. Дверьоткрылась. На пороге возникла Одри Уайлер. Ее глаза широко раскрылись, когдаона увидела потерявшего сознание ребенка.

Одри вошла в маленькую комнатку, прикрыла за собой дверь иоглянулась в поисках чего-нибудь длинного, что можно было бы подставить подручку. Подошли бы стул или доска. Надолго это не задержало бы преследователей,но даже маленький запас времени пришелся бы как нельзя кстати. Но ничегоподходящего Одри не нашла.

— Черт, — прошептала она и посмотрела на мальчика, уже неудивляясь тому, что боится его. Боится даже приблизиться к нему.

Тэк ах ван!

Это произнес голос в ее голове.

— Тэк ах ван! — проговорила Одри и с опаской двинулась кстоящему на коленях Дэвиду. Сейчас он откроет глаза, полные небесноголубойсилы. Сейчас… Правая рука в кармане сжала кан тахи, черпая в них силу, затем снеохотой отпустила их.

Одри упала на колени рядом с Дэвидом, сцепив перед собойхолодные, дрожащие пальцы. Какой же он отвратительный! И исходящий от негозапах вызывал омерзение. Естественно, она старалась держаться от него подальше.Выглядел он, как горгона, и пах, словно кусок протухшего мяса, брошенный вскисшее молоко.

— Набожный мальчик, — прошептала она. — Противный маленькийнабожный мальчик.

Голос ее изменился, теперь он был не похож ни на мужской, нина женский. Черные пятна выступили под кожей на щеках и на лбу.

— Это мне следовало сделать, как только я увидела твою жабьюхарю.

Руки Одри, сильные и загорелые, сомкнулись на шее ДэвидаКарвера. Его веки дрогнули, когда эти руки пережали ему дыхательное горло, нотолько один раз.

Только один.

4

— Чего ты застыла? — спросил Стив.

Он стоял рядом с баром, попавшим в гостиную на сцене с ранчоСеркла. Больше всего в этот момент Стив мечтал о чистой рубашке. Весь день онпарился (кондиционер в кабине «райдера» оставлял желать лучшего), а вот теперьмерз. Вода, которой Синтия промывала его раны, ледяными потоками стекала поспине. По крайней мере Стив уговорил ее не использовать для промывания виски.

— Кажется, я что-то видела, — прошептала Синтия.

— И что же ты углядела?

— Дэвид. — Она возвысила голос. — Дэвид!

На сцене они находились вдвоем. Стив хотел помочь Маринвиллуи Карверу в поисках мальчика, но Синтия настояла на том, чтобы сначала промыть,как она это назвала, «дырки на шкуре». Ральф и Джонни скрылись в фойе. ПоходкаМаринвилла стала пружинистой, как у молодого, а манера держать ружье напомнилаСтиву старый фильм о том, как старый белый охотник героически преодолеваеттысячи опасностей, подстерегающих его в джунглях, но в конце концоввыковыривает огромный, с кулак, изумруд изо лба идола, приглядывающего загородом мертвых.

— Что? Что ты увидела?

— Точно не знаю. Но что-то странное. На балконе. Мнепоказалось… ты будешь смеяться… летящее тело.

Внезапно внутри Стива что-то изменилось. Он забыл о саднящихцарапинах на плечах, а спину его как будто обдало ледяным ветром. Такимледяным, что по телу пробежала дрожь. Второй раз за день он вспомнил Лаббок, толето из своего детства, когда весь мир, казалось, замирал, дожидаясь, когда жеразразится надвигающаяся с равнин гроза.

— Смеяться я не буду. Пошли наверх.

— Возможно, это всего лишь тень.

— Не думаю.

— Стив, с тобой все в порядке?

— Нет. У меня сейчас такие же ощущения, как в тот момент,когда мы приехали в этот город.

Синтия в тревоге воззрилась на него.

— Хорошо. Но у нас нет оружия…

— Хрен с ним. — Стив схватил ее за руку. Его глаза широкораскрылись. — Скорей. Господи, тут творится что-то ужасное. Неужели ты ничегоне чувствуешь?

— Я… может, что-то и чувствую. Позвать Мэри? Она сБиллингсли…