– М-м? – подошел ближе Сяо Вэнь, рассматривая находку.

– Это насечка, – провел Лю Синь по выбоинам на внутренней стороне лезвия, что складывались в рычащую рогатую голову, пронзенную клинком. – Она такая же, как и на мечах из того города.

– О-о, – одобрительно протянул Сяо Вэнь, – ты даже запомнил их мечи?

Лю Синь усмехнулся, забрасывая сталь за камни у скалы, чтобы на нее никто не наткнулся:

– Трудно не запомнить, когда один из них приставлен к твоей глотке.

Не став больше задерживаться, они двинулись в путь и, найдя еще несколько капканов, оттащили их в сторону.

Уже вечером, расположившись в одной из пещер у самого подъема на вершину, Лю Синь достал пипу и принялся наигрывать незатейливый мотив, аккомпанируя рассказу Пэй Сунлиня о его путешествиях.

Вино, что они взяли с собой, было крепче обычного, чтобы согреваться в пути. Хватало всего пары глотков, чтобы почувствовать, как по телу разливается жар.

Сяо Вэнь, не рассчитавший меры, быстро напился. Раззадоренный рассказами и вином, он едва смог принять тот факт, что ему не позволят выйти из пещеры, чтобы слепить из снега большого медведя.

Наблюдая за перепалкой мужчин, Лю Синь уловил движение сбоку.

Тан Цзэмин подобрался к нему ближе, очарованный тонкими пальцами, перебиравшими струны, и попросил научить играть и его.

Усадив мальчика перед собой, юноша поставил ему на бедро пипу, показывая несколько простых аккордов.

Как и когда-то в Цайцюнь, он, уча Тан Цзэмина, совершенствовался и сам, постепенно оттачивая свою игру.

Утомленный событиями дня и истощением ци, мальчик быстро уснул. Сонно ворочаясь в объятиях Лю Синя, он обнял его за шею. Юноша взял его на руки и понес к лежанке. Почти все путники к тому времени заснули.

Уже закрывая глаза, Лю Синь услышал голос сидящего у костра Гу Юшэна:

– Носясь с ним так, ты рискуешь вырастить из него не мужчину, а ни на что не способного сопляка.

– Как я забочусь о нем, не имеет к тебе никакого отношения, Гу Юшэн, – тихо ответил Лю Синь, не открывая глаз.

Гу Юшэн хмыкнул, одним глотком допивая вино:

– Я думал, я твой друг.

– Друг, но не переходи границ. Ты знаешь, я этого не люблю.

Гу Юшэн переместился к выходу из пещеры и просидел там всю оставшуюся ночь до рассвета, о чем-то раздумывая.

На следующий день они поднялись на самую вершину, откуда открывался вид на весь Север.

Пэй Сунлинь указал на карте и сообщил, что завтра с утра они должны спуститься по склону и за полдня добраться до ущелья меж двух стоящих рядом гор.

Вершина Сюэ представляла собой открытую местность с огромным пиком, уходящим в самое небо. Воздух здесь был разрежен, отчего дышалось намного тяжелее, чем внизу, но с этим путешественники боролись с помощью трав Сяо Вэня – разжигали их у костра и приводили в порядок горящие легкие, которые словно отпускал туго натянутый жгут.

Лю Синь сидел у огня, рассматривая карту и размалывая травы, когда Тан Цзэмин вдруг встал и направился куда-то назад.

Ветер завывал, трепля его плащ и волосы, когда он вышел на открытое пространство к обрыву.

Все три генерала смотрели, как мальчик подходит к краю отвесной скалы, глядя сквозь снег на простирающийся Север.

Земли княжества были поистине огромны и необъятны. Не представлялось возможным охватить взглядом всю территорию, заметаемую сейчас снегом.

Люди могли видеть лишь белое пространство, без каких-то отличительных черт, но Тан Цзэмин различал и степи, и леса, и несколько заброшенных городов, чьи руины выделялись из общего пейзажа.

Ветер принес новую порцию снега, кружа вокруг Тан Цзэмина, пробираясь под плащ и ластясь в ладони, совсем не обжигая холодом. А может, он просто не замечал его за ноющей в груди, не пойми откуда взявшейся тоской.

Словно по наитию, Тан Цзэмин чуть повернул голову влево, всматриваясь вдаль.

Там, за рычащей метелью, далеко на севере, меж уходящих в самое небо горных хребтов, снег на которых никогда не таял, располагалась резиденция Тан.

Прикрыв на мгновение потемневшие синие глаза, в которых словно бы ожила вьюга, Тан Цзэмин развернулся, одернул свой темный плащ и вернулся к Лю Синю.

Проснувшись на следующее утро, юноша первым вышел из пещеры, пока остальные спали. Еще вчера вечером он заприметил сливу с несколькими плодами. Решив нарвать их, чтобы разделить со всеми за завтраком, Лю Синь внезапно почувствовал удар снежка в спину.

Улыбнувшись, он медленно присел на корточки, сложил плоды на землю и набрал пригоршню снега.

Повернув голову, он с весельем в голосе произнес:

– Предупреждаю тебя, мой маленький господин, я очень хорош в стрельбе. – Подкинув готовый снежок в руке, он развернулся и тут же замер.

Улыбка в тот же миг слетела с его лица, стоило увидеть знакомый белоснежный силуэт у одного из деревьев.

Шаньшэнь стояла чуть поодаль, словно не решаясь приблизиться, и рассматривала юношу.

Вспомнив, что токсины с рогаткой, как и клинок, остались в пещере, Лю Синь поджал губы, чуть вскидывая подбородок:

– Что тебе нужно?

Шаньшэнь слегка склонила голову к плечу. Через мгновение она подлетела чуть ближе.

В голове юноши снова раздался шепот, в котором теперь он смог различить слова, но не понял их смысла.

– Я не понимаю… что это за язык? – спросил Лю Синь, сводя брови и растерянно глядя на Шаньшэнь.

Голоса в голове кричали на незнакомом ему наречии. Чуть шипящем, но звучащем тем не менее приятно.

– Объясни не на словах, что тебе от меня нужно, – попросил Лю Синь, чувствуя, как от нарастающего со всех сторон гула у него начинает рябить в глазах и болеть голова.

Шаньшэнь вновь приблизилась, и Лю Синю вдруг показалось, что она глядит на него с тревогой.

Шепот усилился.

Не в состоянии выдержать давление, юноша подавился воздухом, упал на колени и схватился за голову, которую словно изнутри рвали не утихавшие голоса.

Первые капли крови из его носа упали на землю. Лю Синь видел расплывающиеся красные следы на снегу, пытаясь открыть рот, чтобы позвать на помощь.

Шаньшэнь также опустилась перед ним на колени, протянула руку, желая дотронуться, но тут же зашипела от стрелы, пробившей ее грудь насквозь.

Цзин, натянув тетиву своего лука, выпустил в духа еще одну, прежде чем тот успел скрыться.

Подбежав к Лю Синю и взвалив его себе на спину, он принес его обратно в пещеру, где все уже проснулись.

Сидя у огня с чашкой чая, рядом с Тан Цзэмином, юноша слушал, как его спутники обсуждают план действий.

– Мы должны убить горного духа, – сказал Гу Юшэн, вгоняя в ножны клинок.

– Ты собрался убить Божество? – глядя на него во все глаза, спросил Сяо Вэнь.

– А ты собрался ждать, пока оно убьет Лю Синя?

Парень плотнее закутался в плащ и, взглянув на всех, выдохнул:

– Если бы она хотела убить, то уже убила бы. Ей просто что-то нужно.

– Божества коварны, пойми ты уже наконец, – зло произнес Гу Юшэн. – Эти твари играются с людьми, заводя их в ловушки, помыкая, словно скотом!

Лю Синь прикрыл глаза и отвернулся. Боль в голове уже улеглась, но он до сих пор будто бы слышал голоса на другом языке, пытавшиеся докричаться до него.

– Держись рядом со мной, – велел Гу Юшэн, сметая тлеющие угли сапогом. – Мы выдвигаемся.

Они спустились в ущелье к полудню, после чего, расставив ловушки с духовными камнями и плошками с водой, принялись ждать у большого костра.

Путники просидели до самого вечера, но ни один лотос так и не выпорхнул из-за скал.

– Странно, обычно они появляются довольно быстро, – заметил Сяо Вэнь, отпивая горячего вина.

Два дня спустя цветы так и не показались, и путешественники пришли в замешательство. Кто-то даже предложил разработать новый план, полагая, что цветы просто ушли с этих земель.

– Может, они мигрируют или вроде того? – предположил Пэй Сунлинь, на что Сяо Вэнь отрицательно покачал головой.

Он нашел эти цветы когда-то давно, в юношестве, и успел подробно изучить: их пристрастия, вкусы, повадки – лекарь знал о них все, а потому уверенно заявил:

– Они придут сюда. У нас нет другого выбора, мы должны ждать.

Спустя еще день поднялся ураган.

Они находились в открытом ущелье меж пиков, продуваемом со всех