в ваших венах, подтвердит ваше происхождение, да будете вы спасены! Да здравствует независимость Бискайи!» Теперь следовало позаботиться только о том, чтобы этот спасительный призыв подхватили баски-предприниматели и политики, ведь они заявляли о своих особых отношениях с Испанией, но все же были не против участия в политической игре.

4. От либеральной монархии к военной диктатуре (1899–1930)

Представление о том, что Испания к концу XIX в. пребывала в состоянии, близком к гибели, преобладавшее в интеллектуальных и политических кругах, примерно с середины второго десятилетия XX в. сменилось надеждами на новую Испанию, полную жизни и открытую возможностям. Таковы были настроения поколения, появившегося на свет в 1880-е гг. «Поколение 1914 года» критиковало устаревшую политическую систему, сжимавшую, словно корсет, жаждавшее свободы современное испанское общество: прежде отсталое, неграмотное, сонное, оно изменялось, становилось современным и более светским, усваивало новые обычаи, стремилось к демократии. Сельское хозяйство переживало модернизацию, городское население увеличилось почти вдвое; сотни молодых людей желали продолжать образование за границей; женщины добились права учиться в университетах и пополняли ряды активного населения; все больше рабочих вступали в профсоюзы; дебаты антантофилов и германофилов[360] возбуждали общественное мнение; множились акционерные общества; промышленные предприятия превратились в повсеместное явление; предприниматели стали создавать экономические объединения в общенациональном масштабе. Все изменялось, кроме политической системы, — таковы были общие настроения в начале XX в.

Общество в движении

В 1900 г. Испания представляла собой преимущественно сельский социум. Из 18,6 млн человек 12,6 млн приходилось на населенные пункты с количеством жителей менее 10 тыс., что указывало на преобладание населения, занятого в аграрном секторе. Не менее 5,2 из 7,4 млн человек, т. е. 71 % активного населения, занималось сельским хозяйством и рыболовством. В период природных катаклизмов именно эта социальная группа испытывала недостаток продовольствия. Плохой урожай или аграрный кризис, как, например, в конце XIX в., вызывали голод и способствовали появлению и быстрому распространению эпидемий. Однако в перспективе, уже в следующем десятилетии, положение меняется. В 1920 г. из 7,8 млн активного населения в аграрном производстве участвовало на 0,5 млн человек меньше, чем в 1900 г., т. е. более 4,6 млн — сокращение на 12 пунктов. Процесс продолжится в том же темпе: в 1930 г. сельским хозяйством будут заниматься 4 из 8,6 млн активного населения, что означает падение на 24 пункта за 20 лет — точно так же, как и в период экономического роста второй половины XIX в. С другой стороны, сокращение сельской рабочей силы сопровождалось ростом урожайности с гектара в среднем на 50 % и производительности труда (мужского) на 76 % за счет применения удобрений и сельскохозяйственных машин. По курсу песеты 1910 г. в первые 30 лет XX в. стоимость аграрной продукции выросла с 1,036 до 1,826 млрд песет. То есть, даже принимая во внимание бедность обширных сельскохозяйственных регионов, быстрые и стабильные изменения были очевидны.

Обычно движение в аграрном секторе начинается с развитием урбанизации. Крестьяне уходили из деревень уже не затем, чтобы уехать в Америку, а чтобы отправиться в города: из прибрежных средиземноморских районов — в Барселону, из южных и центральных областей — в Мадрид, из Галисии и с побережья Бискайского залива — в Бильбао. В 1920-е гг. внутренняя миграция достигла 1 млн человек. Изменилась старая демографическая модель: с 1900 по 1930 г. смертность сократилась с 28 до 18 %, а рождаемость уменьшилась с 35 до 28,5 %. Таким образом, Испания испытала демографический рост современного типа, т. е. сокращение смертности без увеличения рождаемости. Темпы увеличения численности населения были высокими — с 18,61 до 23,67 млн человек. Из 5 млн прироста 4,2 млн пришлись на населенные пункты, в которых насчитывалось более 10 тыс. жителей. За 30 лет процесс урбанизации ускорился, сбалансировав распределение населения между сельскими и городскими зонами. В 1930 г. в отличие от начала XX в. Испания уже не была преимущественно сельской страной.

Города, разросшиеся в ходе перестройки, постепенно поглощали близлежащие населенные пункты и превращались в агломерации. Ярким примером является Барселона: уже к 1897 г. она вобрала в себя большую часть поселений, расположенных на окружающей ее равнине; предместья Мадрида фактически становились городскими окраинами-трущобами; Бильбао сначала поглотил находившиеся рядом с ним приходы, а вскоре на их месте образовалась уникальная агломерация, включавшая индустриальные и жилые районы на правом и левом берегах реки Нервьон. Древний Хихон преодолел свои средневековые границы. Своим развитием он обязан порту и активизации промышленности и торговли; новые здания были возведены на территории, отведенной под застройку еще планом 1867 г.; с 1900 по 1930 г. численность его жителей удвоилась. То же самое происходит в Валенсии и Севилье, Саламанке и Виго, Кордове и Сарагосе.

Урбанизация была тесно связана с промышленным подъемом. Активно развивалось общество, которое Рамиро де Маэсту[361] назвал буржуазным, общество предпринимателей и управляющих; развивались и города, и накануне Первой мировой войны в них появлялись новые предприятия. Куда ни посмотри — производство масла, сахара, алкоголя, рыбных консервов, табака, текстиля, бумаги, обработка кож — везде был заметен рост, и в основном по-прежнему в пищевой индустрии, на долю которой приходилось 40 % испанского промышленного производства. Но в 1930 г. благодаря политике протекционизма эта доля сократилась до 29 % за счет роста отраслей, связанных с тяжелой промышленностью и транспортом, — электрической, химической, кораблестроения, путей сообщения; сформировались благоприятные условия для малых и средних строительных предприятий; в двух финансовых центрах, Бильбао и Мадриде, развивалось банковское дело.

С начала века под влиянием урбанизации постепенно отступала неграмотность: число неграмотных сократилось наполовину по сравнению с XIX в. Наступило время расцвета культуры, так называемый (и не без основания) Серебряный век. Достаточно обратить внимание на рост импорта бумаги, ее производства и использования, чтобы понять, насколько активно развивалось художественное и литературное творчество; издание газет, журналов, книг — вот показатель подъема культурной жизни. Ошибочно было бы считать все это прекрасным, но случайным явлением. Наряду с множеством литераторов, журналистов и адвокатов в любой другой сфере знаний и профессиональной деятельности можно назвать имена выдающихся инженеров, архитекторов, биологов, математиков, экономистов, историков, филологов. Достаточно пробежать глазами перечень журналов, издававшихся профессиональными сообществами, чтобы усомниться в том, что культурный подъем — это якобы лишь капля в море равнодушия, апатии и неграмотности.

Главным было не столько количество, сколько качество. За 20 лет 2 тыс. испанцев отправились в Германию, Францию, Англию и даже в США на средства, выделенные Комитетом по развитию образования и научных исследований[362]. Провинциальные манеры остались в прошлом. Испанцы путешествовали: мир открывался им, и они разбирались в новых веяниях в архитектуре и технике, в музыке и живописи. Они были к тому же светскими людьми, свободными от трагического чувства жизни, которое проповедовал Унамуно. К 1920-м гг. общий тон задавали уже