созыву Парламентской ассамблеи. Она открылась 19 июля в Барселоне. В состав Ассамблеи вошли либералы-реформисты, республиканцы, каталонские националисты и единственный избранный туда социалист Пабло Иглесиас. Речь шла об адекватном ответе на декреты Дато о введении чрезвычайного положения и остановке деятельности кортесов, а также об обращении к королю с требованием созыва Учредительных кортесов для реформы конституции. Правительство сначала смирилось с созывом Ассамблеи, а затем распустило ее. Депутаты разошлись, так и не выполнив своих первоначальных намерений — Ассамблея не превратилась во временное правительство, а конституционный процесс не начался. Однако за несколько месяцев до этих событий социалисты заключили соглашение с НКТ об организации всеобщей революционной бессрочной забастовки с республиканскими целями. Теперь они решили исполнить договор и поддержать уже начавшуюся стачку железнодорожников. Всеобщая забастовка была объявлена в самый неблагоприятный момент, в оборонительных, а не наступательных целях[374]. Военные, от которых рабочие ожидали поддержки, подавили забастовку, не обращая внимания на количество убитых и раненых. Парламентарии — реформисты и республиканцы — наблюдали за репрессиями издалека.

Дато остался во главе правительства, а король не собирался удовлетворять требования оппозиции. Альфонсо XIII боялся, что в Испании может произойти революция, подобная Русской, покончившей с династией Романовых. Он обратился за поддержкой к старой политической элите, но все же отказался от системы чередования партий. Король предложил кандидатуру Гарсиа Прието на пост премьер-министра, поручив ему формирование так называемого «правительства концентрации», в которое вошли бы и консерваторы, и либералы. Это правительство просуществовало до тех пор, пока Маура не внял просьбам короля и не возглавил так называемое «национальное правительство» (иная версия «правительства концентрации»), в которую вошла вся «политическая аристократия», от Дато до Романонеса, от Альбы до Камбо. От него ожидали гарантий существования монархии. Тем временем Первая мировая война приближалась к концу, старый мир уходил в прошлое, и в испанском Королевском дворце только и говорили, что о двойном отречении Гогенцоллернов[375], падении династии Габсбургов, разложении Австро-Венгрии, гибели дома Романовых и ликвидации Османской империи.

Вернемся на улицы. Испанское общественное мнение восприняло конец Первой мировой войны как предзнаменование великих перемен. Если после трех лет войны в Европе традиции отживали свое, разве в Испании может быть иначе? — такой вопрос звучал со страниц прессы. Ответ был очевиден: пришло время для обновления, для уничтожения и прежней Испании, и прежней политики. Последний (с марта 1918 г.) проект «национального правительства» с Маурой во главе, который внушал такие надежды, — люди обнимались на улицах — теперь трещал по швам. Перемены были неизбежны, но если традиционные партии не в состоянии их осуществить, то кто отважится укротить такого зверя, как старая политическая система? Наверное, это партии, которые, не выступая против системы, пока не имели возможности стать частью системы: реформисты и сторонники децентрализации, т. е. каталонские националисты, вернувшиеся в Барселону. Они были убеждены, как считал Камбо, что «настало время поставить вопрос о полной автономии Каталонии». Хулиан Бестейро, один из лидеров социалистов, с ним согласился: спор между большими и малыми национальностями, говорил он в Конгрессе депутатов, — это спор, порожденный войной, и только война должна положить ему конец, что приведет к кризису государства. Бестейро обещал отстаивать автономию Каталонии или ее национальное самоопределение как программу освободительного движения, «движения за освобождение от тирании централизованного государства, от которой страдаем мы все».

Итак, правительство из реформаторов и каталонских националистов, которое одновременно создаст и демократический режим, и децентрализованное государство? События лета 1917 г. поставили именно эти две проблемы. После отставки Мауры в начале ноября 1918 г. король обратился за советом к Мелькиадесу Альваресу и получил ожидаемый ответ: реформаторов можно допустить в правительство только при условии роспуска парламента и созыва Учредительных кортесов. Король отказал и обратился к знакомым и близким ему политическим силам. «Неужели власть вопреки воле Испании вернется к прежней политике?» — спрашивала 7 ноября газета «Эль Соль» в страхе, что новая, полная надежд, сражающаяся Испания еще раз потерпит поражение. Но как раз этого власть и добивалась. Через два дня после кризиса, когда в общественных настроениях гнев смешивался с пессимизмом, именно Гарсиа Прието, который в свое время был министром и внутренних дел, и юстиции, и развития, и иностранных дел (дважды), и возглавлял правительство в апреле, вновь пришел к власти в ноябре. Ему, привычному к правительственным кризисам, поручили сменить Мауру. «Испанская политика равнодушна к происходящим в мире изменениям», — писала «Эль Соль», противопоставляя отречение Вильгельма II, т. е. конец старой Европы, и назначение Гарсиа Прието, т. е. укрепление старой Испании.

Почти все понимали, что речь идет о временном решении, чтобы во время «великого кризиса» не допустить изменений бюджета. Но когда «великий кризис» действительно наступил, на место застою пришло беспокойство. Альваро де Фигероа-и-Торрес, граф Романонес, бывший министр народного просвещения, сельского хозяйства, промышленности, торговли, развития, внутренних дел, юстиции, иностранных дел и, наконец, премьер — так сказать, эксперт в министерских делах, 6 декабря 1918 г. был назначен на пост главы правительства. В то время как Гогенцоллерны и Габсбурги теряли власть, упрямый граф снова ее получил. «Великий кризис» завершился возвратом к прежней политике, к тому режиму, который сторонники «новой Испании» считали аморальным и катастрофическим.

Катастрофа действительно произошла. В Каталонии НКТ организовала грандиозные забастовки, например стачку на электрической кампании «Ла Канадиенсе», из-за которой Барселона на несколько недель осталась без электричества. В ответ власти устраивали убийства профсоюзных лидеров, что фактически привело к постоянному состоянию социальной войны. В эти годы разгула терроризма в Барселоне погибло примерно 300 человек и ранено приблизительно 800. В Андалусии рост цен на продовольствие и отголоски большевистской революции привели к небывалому подъему забастовочного движения, захватившего провинции Кордова, Хаэн, Севилья и Кадис. Организации сельскохозяйственных рабочих, руководившие стачками, требовали введения коллективного договора, сокращения рабочего времени и увеличения заработной платы. Забастовки сопровождались вспышками насилия, грабежами, захватами земель и поджогами урожая. Кровавые стычки с гражданской гвардией были повсеместными. Продолжительность и размах восстаний напугали землевладельцев, видевших в них отражение Русской революции. Двадцатитысячная правительственная армия, направленная в Андалусию, разогнала рабочие организации и арестовала их лидеров.

Рост социальной напряженности вызвал серьезные политические последствия. Романонесу пришлось уйти в отставку после конфликта с военными. Власть перешла к консерваторам, и началась правительственная чехарда: сначала премьером стал Маура, затем Санчес де Тока, затем Альендесаласар, и, наконец, в мае 1920 г. пришел черед Эдуардо Дато, который возглавил правительство в разгар социальных конфликтов в Каталонии. Дато чередовал уступки и репрессии, потворствуя полицейскому террору, но в марте 1921 г. сам погиб от пули анархиста. После смерти Дато начался очередной виток смены правительств — Маура, Альендесаласар, затем в марте 1922 г.