Партии представляли собой нечто вроде семей нотаблей, не всегда хорошо сплоченных, предрасположенных к расколам, к формированию фракций вокруг влиятельных лидеров, которые всегда требовали для себя лучший кусок пирога.

Политическую элиту сплотили узы родства и дружбы, ее представители были напрямую связаны с интересами крупного землевладения, промышленности и финансов, многие из них сами занимались предпринимательством. На следующем уровне провинциальные нотабли осуществляли политический и экономический контроль над местными касиками[341], которые, в свою очередь, управляли муниципальными чиновниками и гарантировали мирное чередование двух партий в каждом избирательном округе. Таким образом, на местах партии опирались на свои политические клиентелы. Речь шла о коалициях клиентских групп, сформировавшихся вокруг политической олигархии Мадрида, а та, в свою очередь, опиралась на способность местных касиков обеспечивать результат выборов в зависимости от ситуации. Благодаря контролю над муниципалитетами, провинциальными депутациями и местной администрацией касики распределяли между своими клиентами разнообразные блага, связанные с назначением на должности, прохождением административных формальностей, получением лицензий на осуществление предпринимательской деятельности, уклонением от военного призыва, снижением налогов. Естественно, подобная практика оказалась возможной только потому, что победившая партия использовала государственные должности как трофеи для вознаграждения своих клиентов. С каждой сменой правительства происходила смена администраторов на местах: новое правительство распределяло должности среди своих приспешников, а сообщники соперника на время оставались не у дел, но в ожидании назначения (cesante). Клиенты платили за милости своей верностью, поддерживая касиков, а те укрепляли собственную власть в округе и обеспечивали своим партийным патронам организованную клиентелу, контролируя избирательный процесс и действуя в качестве посредников между центральной властью и местными сообществами. Таким образом, несмотря на всеобщее избирательное право, партия, претендовавшая на власть, никогда не проигрывала выборы.

Эта система функционировала долго только потому, что она основывалась на договоре между городскими элитами о влиянии в преимущественно сельском обществе. Из-за плохо развитых путей сообщения до многих муниципалитетов можно было добраться только на лошади или пешком. Города сохраняли свой средневековый облик и в основном представляли собой административные центры или пункты торговли сельскохозяйственной продукцией, а промышленность там была, как правило, пищевой. С начала периода Реставрации до конца XIX в. население Испании увеличилось на 2 млн человек, с 16,6 млн в 1877 г. до 18,6 млн, согласно переписи 1900 г. Из них чуть больше 5 млн человек приходилось на городские округа с числом жителей менее 2 тыс. человек, рассеянных по населенным пунктам с несколькими сотнями жителей; следующие 7,5 млн — на городские округа с населением от 2 до 6 тыс. человек; оставшиеся 6 млн — на города с более 10 тыс. жителей.

Сельский мир был разнообразным. На юге — выраженная поляризация общества: с одной стороны, многочисленный сельский пролетариат, неграмотный, существовавший на пределе выживаемости, в условиях сезонной занятости, низкой и непостоянной заработной платы, все попытки политической или профсоюзной организации которого жестоко подавлялись; с другой стороны — класс сельских хозяев, землевладельцы высокого и среднего достатка. Север отличался разнообразием социальных форм с преобладанием мелкого землевладения, семейных ферм; хозяйства средней руки ориентировались на экспорт. Благодаря политике протекционизма, с 1870-х гг. определявшей развитие международного рынка, усилилось социальное влияние землевладельцев, занимавшихся возделыванием зерновых культур; их партнерами быстро стали производители текстиля — так появился своеобразный договор, который как бы воспроизводил в социально-экономической сфере то, что в политике описывал пакт о чередовании партий. Таможенный тариф Кановаса от 1891 г., повысивший пошлины до самого высокого уровня в Европе, фактически подтвердил это соглашение.

В такой преимущественно сельской стране лишь два городских центра, Мадрид и Барселона, преодолели (на немногие тысячи) отметку в полмиллиона жителей; к 200 тыс. приблизилась Валенсия; население Севильи, Малаги и Мурсии превысило 100 тыс. человек. В то время провинциальные столицы только приступали к перестройке, хотя 25 лет Реставрации, несмотря на экономический кризис конца века, не прошли даром: благодаря работам по благоустройству, появлению вокзалов, больниц, рынков, театров облик больших городов изменился по всей стране. Промышленность переходила на использование электричества, что повлекло за собой появление крупных фабрик и распространение новых разнообразных видов оборудования. Развитие металлургических предприятий вызвало настоящий экономический бум в районе Бильбао; с ростом текстильного производства и активизацией городской застройки наступил расцвет Барселоны. Мадрид расширил свои исторические границы, избавился от проблем водоснабжения и преодолел изоляцию в пределах Месеты. Железнодорожное строительство стимулировало формирование внутреннего рынка, а Мадрид благодаря радиальной структуре сети железных дорог стал центром путей сообщения и в ближайшие десятилетия превратится в промышленную и финансовую столицу страны.

За рамками политического пакта

Политическая система, основанная сверху на договоре, а снизу на отношениях патроната-клиентелы, оказалась эффективной потому, что завершила собой длительный период гражданских войн, городских восстаний, народных революций, военных мятежей и правительственной нестабильности. Новый режим стал устойчивым еще и потому, что после опыта демократической монархии и федеративной республики оппозиционные силы, вынужденные уйти в подполье в первые годы Реставрации, все еще были слабы или находились в состоянии раскола. Таким образом, в течение двадцати пяти лет у реставрированной монархии отсутствовали настоящие враги. Республиканское движение так и не смогло преодолеть внутреннее размежевание, которое стало характерной чертой его истории. Непреодолимая граница разделяла сторонников союза с правительством и революционеров, т. е. тех, кто отказывался от насилия и был готов принять существующие порядки, чтобы продолжать реформы «изнутри», и тех, кто не принимал существующую систему и предлагал разрушить ее, в том числе и путем восстания. Другой барьер существовал между защитниками федеративной и унитарной республики. Противоречия были как стратегическими, так и идеологическими: они касались методов завоевания власти и модели государства — именно они отличали республиканцев-федералистов Пи-и-Маргаля от унитариев Сальмерона; радикалов Руиса Соррильи от умеренных республиканцев Кастелара. Подъем республиканского движения наступал тогда, когда сторонники разных политических проектов находили хотя бы слабую основу для союза.

Далее на левом фланге находились рабочие организации, анархисты и социалисты. Они также подвергались репрессиям и оказались в политической изоляции. Анархисты воспользовались возможностями, связанными с восстановлением гражданских прав, предпринятым правительством Сагасты, и в сентябре 1881 г. на съезде рабочих в Барселоне воссоздали свою организацию под новым названием — Федерация трудящихся Испании (ФТИ). Они развернули бурную деятельность, которая вскоре привела к заметным последствиям в Каталонии и Андалусии. Власти воспользовались появлением тайного общества «Черная рука»[342] и приписали его преступную деятельность ФТИ, что дало им возможность развязать настоящий террор против рабочих — членов этой Федерации. В результате легальные организации ФТИ столкнулись с серьезными трудностями, что повлияло на переход части ее членов к «прямым действиям» и «пропаганде делом». Во время регентства Марии Кристины анархизм, возникший как учение о гармоничном обществе, достижимом законным и мирным путем, основанное на глубокой вере в прогресс человечества и