Должно быть, забывшись, она задала свой вопрос вслух, ибоХьюго бросил на нее презрительный взор, что, принимая во внимание его позу,выглядело бы весьма комично, когда бы здесь оказался человек, у которого былобы время искать в происходящем комизм.

– Откуда знаю? От Джессики и знаю. Она меня нашла уМаскаренов, где я прозябал в жалкой бедности, и открыла мне глаза, открыла, длякакой высокой доли я рожден!

– Да? А мне Джессика говорила, что Маскарен тебе открылся насмертном одре, – пробормотала Марина.

– Еще чего! – усмехнулся Хьюго. – Тут Джессикалибо напутала чего-то, либо приврала. Маскарен! Да Маскарен даже на этом самомсмертном одре с пеной у рта доказывал, что я его родимый сыночек и ни про какуюледи Клер он отродясь не слыхивал.

– Так и не сознался? – с неподдельным сочувствиемспросил Джаспер.

– Так и не сознался, – тяжело вздохнул Хьюго.

– А вот скажи, Хьюго, – задумчиво произнесДжаспер, – ты Алистеру про все про это тоже рассказал, прежде чем убилего?

– Ну, рассказал, – буркнул Хьюго.

– А он? – допытывался Джаспер.

– Чего – он? Он меня на смех поднял, я же говорю!

– А хочешь, я скажу тебе, почему Алистер смеялся? –вкрадчиво спросил Джаспер. – Хочешь, расскажу, почему упорствовалМаскарен?

– Ну? – с любопытством уставился на него Хьюго ипобелел, услышав снисходительный ответ.

– Да потому, что у Джорджа Маккола и Клер Крэнстон никогдане было никакого сына!

– Как… как… – забормотал Хьюго.

– Да так, – тихо, но жестко сказал Джаспер. – УКлер родилась дочь!

* * *

Дочь!

У Марины закружилась голова, и Джаспер бросил на нее быстрыйвзгляд:

– Джессика черпала подтверждение своим измышлениям там же,где наткнулись на эти сведения вы: в моем дневнике. Вы ведь прочли мой дневник,Марион, не так ли?

– Я, да… нет… – жалко бормотала Марина, чувствуя неодолимоежелание провалиться сквозь землю. Правда, прежде предстояло бы еще провалитьсясквозь солому и телегу. – Я… только несколько листочков! Нечаянно!

– Вы – несколько листочков и нечаянно, Джессика – весьдневник и нарочно, однако сути дела это не меняет: нигде в своем дневнике я ненаписал, каков был пол у ребенка Клер. Только много позже леди Крэнстон смертия случайно встретил ее старую нянюшку, которая ко мне всегда особенноблаговолила. Она-то и открыла мне тайну, однако, сколько я ни умолял старушку,она не нарушила клятву, данную Клер, и не сообщила, кому была отдана навоспитание девочка… та самая, которая, по мстительному выражению Клер, ничем ненапоминала Макколов.

Марина похолодела от догадки, вдруг осенившей ее.

Агнесс! Смуглая, черноволосая и черноглазая Агнесс, ничем ненапоминающая светловолосых, светлолицых Макколов! О господи… Агнесс – дочь КлерКрэнстон! Но если так… если так, Десмонд творил блуд со своей единокровнойсестрой?!

Марина содрогнулась. Не от ревности, нет. И даже не отвполне естественного отвращения. Жалость пронзила ее, подобно стреле.Невыносимая, щемящая сердце жалость!

Десмонд, бедный Десмонд… каково ему будет узнать об этом! Иона мгновенно приняла решение: он не узнает, не должен узнать. Ни за что!Похоже, одна Марина догадывается о страшной тайне. Нет, наверняка знала Джессика.Уж больно старательно она отводила Марине глаза, привлекая ее внимание к Хьюго.Знала, что басня о «настоящем лорде Макколе» рано или поздно лопнет как мыльныйпузырь. А вот Агнесс… Агнесс была обречена сразу, как только у Джессикизародились о ней смутные подозрения. Не руками Марины, так чьими-то другимируками Джессика все равно бы расправилась с ней.

Вряд ли даже Джаспер знал, где дочь Клер, где эта беднаядевочка… девушка. Не то он бы относился к Агнесс совсем иначе и уж добился быдля нее справедливости. Ведь он, Джаспер, – совсем другой, чем Марина онем прежде думала. Себя ущемлял, а ради спасения Алана жизни не жалел, хотьсуществование этого ребенка просто-таки намертво замыкало для него двери квладению Маккол-кастл. Хорошо, что Урсула открыла ей глаза на истинную натурусвоего брата, искупавшего грехи прежней ненависти к отцу, брату, племянникам ипытавшегося выбраться из той бездны нравственного падения, куда он рухнул,пристрастившись к опию, и куда его непрестанно норовила снова столкнутьДжессика…

– Не верю я ни единому твоему слову! – перебил ее мыслиголос Хьюго, наконец-то пришедшего в себя и постепенно обретавшего прежнююнаглость. – Ни словечку не верю твоему! Да и коли даже все так, тебе-то отэтого что? Или вон мальчишке Алистерову? Джессика мне говорила: ты ненавидишьДесмонда и свергнуть его хочешь, оттого и носишься с этим отродьем. Однако жечто в нем тебе, в незаконном-то? Какой прок?

– Алистер и Гвендолин состояли в законном браке, –спокойно произнес Джаспер. – И есть бумаги, подтверждающие это.

– Бумаги? – выдохнул Хьюго. – Ну, раз так… Ох идурак я был, что не поверил Джессике! Она всегда твердила, что какие-то бумагидолжны существовать. Она про них прочла в дневнике и все время меня точила, какчервь: добудь эти бумаги, допытайся у Гвендолин, где они спрятаны!

«Вот как? Значит, Джессика и тут врала, когда впала вотчаяние, прочитав листок из дневника. Она про венчание прекрасно знала, а дляменя разыграла горестную сцену. Зачем? Из любви к искусству, что ли? Ну…» – ненаходя слов, Марина с отвращением покачала головой. Впрочем, она испытывала кДжессике куда меньшее отвращение, чем к себе, к своей непроходимой тупости.Теперь-то все казалось таким ясным, таким очевидным! Но если бы она раньше даласебе труд подумать толком, а не мчаться с вытаращенными глазами на все четырестороны сразу…

Думать! А думать есть о чем даже сейчас. Что это говоритДжаспер? Он знает, где бумаги, подтверждающие права Алана?!

– Врешь небось, – подал ехидный голос с землиХьюго, – и сейчас врешь, как прежде врал! Поди найди те бумаги!

Бледные губы Джаспера тронула легкая улыбка.

– Это не так трудно, как тебе кажется, Хьюго, – сказалон. – Бумаги здесь.

– Здесь?! – Хьюго захлебнулся, словно у негоперехватило горло. – Где – здесь?