воды в бурдюки, и отправились к следующему лесу. В нём ручьёв нет, но мне важно как можно дальше пройти на запад.

Встали на ночлег, а с первыми лучами солнца нутон с ратоном засобирались обратно.

— Возвращаться сюда? — спросил Асилик, сев в седло и придержав лошадь за поводья.

— Вместе с сегодняшним днём это будет двадцать два дня. Вечером двадцать третьего дня я хочу уехать отсюда. Миклы и корни древней?

— Да, и… если получится кваралитской массы, лига будет признательна.

— Это если получится, — я кивнул на оставленные мне всякие кувшины и глиняные горшки с крышками. И напомнил непременно сбить для хранения миклов ящики, с деревянным каркасом и обшитые тканью. Такие, как в прошлом году я просил сделать ещё в Трайске. Асилик пообещал всё сделать и пришпорил лошадь.

* * *

В тот день я не стал ждать, когда разумные скроются за горизонтом, и сразу подготовился к выходу. У меня лишь двадцать два дня, из который не меньше недели я должен потратить на добычу порождений.

Первым делом я переоделся во всё из кожи кракчата, дабы одежду не сожрала скверна. Потом в рюкзак из такой же кожи сложил шесть наполненных бурдюков. На поясе, как и прежде, я оставил сложенное чёрное полотно вместе с кинжалом и десятком бодрящий яиц, но жезл, монеты и всё остальное выложил во второй рюкзак, вместе с личным именным браслетом и всякой утварью. Второй рюкзак я подвесил на ветки ближайшего дерева, чтобы зверьё не добралось, а горшки и кувшины сложил около ствола и плотно прикрыл вбитыми в землю ветками. Даже новый посох оставил, взяв с собой старый.

Уже через несколько часов я стоял перед началом скверного леса, с рюкзаком, спальником, одеждой и плащом исключительно из заллай. Я смотрел вглубь рядов искривлённых деревьев. Я не боялся скверны и не боялся идти вперёд, но что-то меня останавливало. И я прекрасно знал, что именно, но иначе поступить не мог. Я хотел закончить начатое и убедиться, что всё делаю правильно.

Я шагнул в скверну, шрамы на груди и шее обожгло калёным железом, из груди вырвался сдавленный стон. Скверна чувствовалась иначе, будто сконцентрированая в разы — но, в остальном, это всё ещё обычный защитный лес. Такой же, как на материке скверны.

Чуть в стороне от меня громко заскрежетали ветви, к их звуку добавилось хитиновое прищёлкивание. Скрепя высокими кронами по верхушкам деревьев и цепляясь за стволы мощными ходулями надо мной медленно прошагала огромная тварь размером чуть меньше одноэтажного дома. Десять пар паучих лапок покрыты волосками, под брюшком сложены две длинных пары клешней скорпиона, паучьи жвала подрагивали в такт ходьбе, а вытянутое брюшко с плюющимся концом сейчас чуть покачивалось наполненным бурдюком.

— Я ещё вернусь, сука, — прошептал я, провожая взглядом порождение. — У меня к тебе есть счёты. Я вернусь, и ты за всё ответишь.

Следующие пять дней я шёл сквозь скверну на юг, и чуток поворачивая на запад. Четыре ночи я провёл в сосредоточении скверны и четыре ночи не боялся нападения, но каждый вечер засыпал с трудом. Я привык к боли и жару в шрамах, но озадачивало происходящее вокруг. Скверне плевать на законы мира, у неё своя извращённая логика, как и у её порождений. Но именно в Великом Канталейском лесу скверны, в его истинном сосредоточении внутри защитного периметра — именно здесь я несколько пересмотрел свои взгляды на скверну.

На материке скверны внутри истинного леса землю покрывал мицелий и никаких прочих порождений по нему не расхаживало, кроме редких двуногих собачек рядом с переходными местами от леса к лугу. Здесь же лес представлял собой огромное сосредоточение разномастных лесных биомов.

Встречались участки со светящейся мицелиевой травой, расчерченные всякими кустарниками. В них прятались хитцы, атакую букашек в мицелии. Встречались и участки леса, где на сотни метров отсутствовали деревья и землю покрывали то розовые кусты, то синяя трава с резиновыми клиновидными листьями. Всюду росли единичные и групповые замысловато выглядящие грибы, с вытянутыми и искривлёнными шляпками и на всяких по толщине ножках. Твари, будь то гусеницы из семи вытянутых сегментов, бабочки с брюшком от мухи и головой от таракана, жуки с шипастыми панцирями и хоботками во рту — все они в хаотичном ритме перемещались между различными мини-биомами внутри леса. Даже встречались кракчаты, они вообще передвигались не поодиночке, как это делают в защитном периметре, а группами по пять и семь особей вместе с небольшими скверными кабанчиками. Одну из таких групп по-охотничьи выслеживал шестилапый манул, следуя между деревьев за ними и старясь не выдать своего присутствия.

Через весь лес протекала река, берущая начало от гор около каньона. Находясь во власти скверны, вода никак не изменялась, оставаясь обычной водой, но на берегах речушки скверна жизнь шла своим чередом. Трава на длинных стеблях, с красными мечевидными листьями и плотными початками, похожими на кукурузные — эту траву без особой боязни подобно бобрам валили на землю твари с вертикальными челюстями и сгрызали стебель с початком, а оставшиеся мечевидные листья доедали вышедшие их воды твари, похожие на капибар, только с лошадиными челюстями и на четырёх парах укороченных кошачьих лап. Лишь некоторые из подобных трав атаковали, но только если их початки разбухали в три раза от нормального размера.

Больше всего вносили хаоса в мои мысли огромные полузмеи-получервяки с головой, похожей на скрещённую голову дрозда и горнопроходческую машину, и кольцами-трещотками на хвосте. Таких змей на весь лес должно быть двадцать или даже сорок, и весь свой путь я шёл вдоль одной из них. Голова её бурила землю на север, а за несколько километров до начала защитного леса повернула на запад.

Ныряя в землю, тварь вбуривалась на глубину примерно в тридцать метров, создавая дугообразный проход в пятьдесят метров. Где хвост-трещотка вылезал из земли, оставляя пробуренный проход с толщами выдавленной земли — у свежего прохода порождений не наблюдалось. Но уже следующие проходы начинали облагораживать те самые блюдцеобразные крабы, которые на скверном материке сгрызали трупы фласкарцев. В этом лесу крабы группировались десятками, сгрызали ближайшие скверные травы и кустарники, и приносили их стебли в проход, забивая его и обустраивая логово; или же приходили метровые арахниды и облетали всё внутри оранжевой паутиной.

Затем, на следующих проходах, в жилище крабов заползали какие-то змеи, больше похожие на сплющенного и вытянутого крокодила. Они сжирали крабов и устраивали между выеденными телами гнёзда, размножаясь как обычные