– Знашь, какие?

– Услышу, дак скажу – пустой или вещий. Говори, коли надо.

Глубоко вздохнув, Варвара принялась рассказывать:

– Приснился ишо на прошлой неделе, и всё думала, сказывать или нет. Скажи – просмеют: чё баба придумала. Делать шибко нечего, вот и сочиняет… Сон-то уж очень чудный. Ему чё? Сам себе господин, хозяев нету над ем – каким захотел, таким бабу и подивил. Ты слушаешь?

– Ну-ну, рассказывай.

– Стою будто я на берегу Ангары. Берег крутой, обрывистый. Над рекой – редкий туман. Смотрю: на самой быстрине человек бьётся плыть против течения. Машет руками, чуть сдвинется, а его опять относит. Чудак какой-то, думаю, – силы напрасно тратит, их у Ангары в тысячи раз больше. Кричу: «Оставь, молодец, затею! Зряшная она». И слышу в ответ: «Буду держаться до конца!» – И скрылся в тумане.

– Кто ж это был? – спросила Агна.

– По голосу, кажется, Фёдор.

– Знать, шибко упористый он мужик. Взвалил на свои плечи трудную работу. А осилит ли, не скажу…

– Почему?

– Он скрылся в тумане.

– И не покажется?

– Не спрашивай. Мне не всякую тайну велено открывать… Откроется сама, когда придёт время. Поживи, дева, пока спокойно…

Но тайна осталась для Варвары сокрытой навсегда.

Глава XXVIII. На переговоры

После угрозного схода жителей с заимок Бумашкинской пади и бессонной опустошительной ночи в Динской прошёл год.

И хотя прокурор Гвоздилин дал санкцию на арест Градова на второй день после схода, не было даже явных признаков к тому, что его найдут и посадят за решётку. И всякий раз, когда Гвоздилин знакомился с сообщениями о происшествиях в волости, возмущаясь, удивлялся тому, как ловко и хитро орудуют градовские абреки-повстанцы.

Донесений скопилось много, лежат в папке мёртвыми бумажками. Мер никаких не принято. Как примешь, если всё, черное и белое, смешалось в одном клубке – где што, и сам аллах не разберёт. Но почерк абреков-повстанцев Гвоздилин все-таки узнаёт. Вот депеша от 20 сентября 192… года… «Довожу до вашего сведения, что в ночь с 18 на 19 сентября с.г. в селе Подкаменское ограбили магазин… Похищены все выставленные на продажу конфискованные у кулаков и купцов всякие вещи, как-то: дорогие собольи шубки и овчинные полушубки, шёлковые и кашемировые платья и кофты, сепаратор, две швейные машинки «Зингер» и другие предметы… Преступник устанавливается. Начальник волостной милиции Р. Зитов».

Прокурор, играя желваками, откинулся на спинку кресла и сонно прищурил глаза. «Балбес этот Зитов! Преступник устанавливается!.. Смешно! Што, Зитов не знает, кто преступник? Это же градовская установка – возвращать награбленное бывшим хозяевам… – и Гвоздилин расхохотался. – Вор у вора украл дубинку! А Зитов, как слепой котёнок, не видит. Или видит, да скрывает. Санкция на арест выдана давно, а Зитов всё ссылается на какието причины – то Градов прячется где-то в глухой тайге, то сумел скрыться с глаз сыщиков».

Из того же сундука и другая докладная: градовские абреки остановили на Александровском тракте пять подвод с людьми, отправленными в ссылку. Конвоиров разоружили. Людей на этих же телегах отправили по домам: поезжайте, бедняги, да не будьте овечками, не поддавайтесь, гоните ухватами мутиных и зитовых! Защита от насилия и произвола – это ваше людское право!

Понятно, чья это работа. Градовских ополченцев!

А о чём думал Зитов, когда писал о том, что рудниковскую красавицу и солдатку, по слухам любовницу Градова, Варвару Петровну, убил из ревности какой-то другой её любовник. Бред несёт Зитов! Гвоздилин знает точно – кто: гнусавый Кешка Рузицкий за связь с противником новой власти Фёдором Градовым! Не Зитов ли стоит за спиной убийцы?.. Гвоздилин задумался.

Зитов (прокурор не знал) оказался мастером рассказывать мистические истории. Прокурор чуть горячую слезу не пустил, прочитав о том, как Градов прощался с покойной любовницей… По вечерней сумеречи, рассказал ему на допросе рудниковский старожил Пахом Овсянкин, на погосте появились трое конных всадников. Разрыли Варварину могилу, и Фёдор положил на домовину пуховую шаль. Зарыли могилу и ускакали. В деревне поднялся переполох. Бабы голосят: «Нагрянула нечистая сила! Всё оттого – миру меж собой людям нету-ка! Боже спаси и сохрани…»

А докладная о пожаре в деревне Тыргетуй?! Вместо делового разбора одни предположения и догадки, будто поджёг, мстя за двух убитых своих товарищей, совершили неугомонные градовские абреки. А не валят ли на них тяжкие грехи других злодействующих людей? Убийства, грабежи, поджоги… На сходе Градов ими не угрожал!

Прокурор перечитал градовскую декларацию на сельском сходе:

«Помирить жителей Бумашкинской долины путём возврата отобранного имущества… но ежели сам ограбленный хозяин пожелал отдать часть своего добра, то пусть так, как угодно ему…»

Призыв благородный, не годится средство его исполнения – отрицает наличие классового противостояния в деревне…

«На заимках Бумашкинской долины, сообразуясь с законами революционной власти, установить общенародное самоуправление, когда всякий волен делать то, что полезно всем…»

Пойми! Градов вроде за революцию, но против диктатуры пролетариата. Значит, и против революции. Сам запутался и народ тянет за собой. В общем, конечно, заключил прокурор, Градов элемент вредный, но если остановится, то под надзором можно оставить и на свободе… Но раз санкция на арест выдана, то за последствия пусть отвечает Зитов.

О том, как удалить саднящую занозу, размышлял не только Гвоздилин – в это же время, когда он гадал, в Ново-Николаевске уже было решено: на усмирение градовских абреков поедет человек, имя которого стало легендарным, – Иван Яковлевич Стродов.

Градовское вольнодумство и, как следствие, непокорность не столько страшили, сколько занозливо будоражили тех, кто за всё сметающей бурей не хотел узреть созидательного затишья…

* * *

В дороге из Ново-Николаевска в Приангарье Стродова мучило сомнение – не напрасно ли согласился с предложением Коссиора. Можно было, сославшись на плохое здоровье (ещё ныло пулевое ранение в грудь), и отказаться. Но предложил не кто-нибудь, кого можно ослушаться, а секретарь Сибирского бюро ЦК РКП(б). Заворожил Стродова умнейший Коссиор:

«Кому, как не Стродову, бесстрашному и опытному командиру, уже награждённому двумя орденами Красного Знамени, замахнуться на третий?» Поймал на крепкий крючок! И леска прочна – не порвётся!

Иван, уже не видя пути к отступлению, спросил:

– А кто там, в Приангарье, позвольте, воду мутит?

– Докладывают: бывший унтер-офицер Градов. Фёдор Павлыч… Возглавил крестьянское ополчение… Как Болотников или Емелька Пугачёв, и буйствует.

– Градов?! – сорвалось непрошеное слово.

– А што?

– Да фамилия знакома…

– Таких в Сибири пруд пруди… Желаю удачи! – напутствуя Стродова, Коссиор крепко пожал ему костистую руку.

Теперь Стродов знал, что встретится с тем, кто шёл рядом с ним на войне против давнего врага России – кровожадного германца. Встретятся не за дружеским столом! А потом? Что будет, бог